|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Лермонтов и Байрон. Монография.В. П. Воробьёв Лермонтов и Байрон монография
ББК 83.3 В75 В73 В. П. Воробьёв Лермонтов и Байрон: монография. – Смоленск: Маджента, 2009. – 160с ISBN 978-5-98156-170-X
Данная
монография посвящена влиянию творчества Дж. Байрона на творчество М. Ю.
Лермонтова. В книге представлен обширный факти- ческий материал,
иллюстрирующий конкретные случаи такого влия- ния, в частности –
межтекстовые связи. Предназначается исследовате- лям литературы,
филологам, учителям и преподавателям, аспирантам, студентам
филологических факультетов и всем, кто глубоко и всерьез интересуется
литературой.
На обложке: фрагмент картины М. Ю. Лермонтова «Воспоминание о Кавказе». Масло. 1838.
ББК 83.3 ISBN 978-5-98156-170-X 2 © В. П. Воробьёв, 2009
В голубой долине Франгестана
В волнах ветра яблонь цвет плывёт,
В голубой долине Франгестана
Мысль несокрушённая живёт,
Там ходили табором цыганы,
Там пылали страстные костры,
И мечта, взмахнув двумя крылами,
Утопала в бездне высоты,
И Гяур куда-то ночью мчался,
Чёрным солнцем ослепляя лунный свет,
И Печорин так и не дождался
Потаённой истины побед…
В голубой долине Франгестана
У ручья заплакала любовь,
В голубой долине Франгестана
Через смерть с ней встретимся мы вновь.
Вадим Воробьёв
ГЛАВА I
Байронизм Лермонтова как историко-литературная проблема
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень.
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.
К такому миросозерцанию пришел Лермонтов к концу своей
совсем короткой, но ослепительно-прекрасной жизни. Далось ему это
миросозерцание в борьбе с течениями уваровской официальной народности, с
жадною толпою стоявшими у трона палачами свободы, гения и славы. Это
была народность в высшем смысле слова – взгляд на мир с точки зрения
русского народа и в интересах народа. Это был реализм. На пути к
реализму Лермонтову пришлось творчески освоить высокий романтизм
. На рубеже XVIII–XIX вв. Европа была охвачена революционным движением, которое началось Великой французской буржуазной революцией 1789–1793 гг., прокатилось по Испании, Италии, Германии, по Балканам и отозвалось восстанием 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади в Петербурге. Параллельно в литературах всей Европы разворачивалось могучее романтическое движение. Оно принесло не только новые жанры, новые стили, новые темы, но и породило небывалый тип личности и бытового поведения. Знаменем высокого романтизма стал Байрон с его новаторским творчеством и его трагической судьбой. Байронизм стал не только необходимым этапом развития мировой и русской литературы, но и мостом от предромантизма к реализму. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов прошли этот путь один за другим. «Гений», «властитель наших дум» называл Байрона Пушкин. Я молод; но кипят на сердце звуки, – пророчески писал шестнадцатилетний Лермонтов. Байрон стал известен в России с конца 1810-х годов1. Несколько ранее других представителей русской культуры с творчеством Байрона познакомился К. Н. Батюшков. Это произошло в 1814 году2. Популярности английского поэта среди русских читателей помимо таланта, смелых и независимых политических взглядов способствовало то, что в этот период в Италии, где жил тогда Байрон, бывало много русских дворян. Они приезжали туда на отдых и в качестве туристов, подолгу жили в этой стране. «Одна из причин сближения России с Байроном, безусловно, заключается в увлечении Италией – идеалом южной красоты, теплой и солнечной страной, так непохожей на Россию»3. Участие Байрона в движении карбонариев и впоследствии в освободительном движении греческого народа было ещё одной причиной его популярности в России. «Усиление интереса к Байрону в русских читательских кругах стояло в прямой связи с обострением общественно- политического недовольства в широких кругах русской дворянской интеллигенции и активизации тайных обществ, вроде Союза Спасения и Союза Благоденствия. Произведения Байрона <…> отвечали нарождавшимся общественным оппозиционным настроениям»4. Ещё одной причиной популярности Байрона среди русских читателей и писателей был низкий уровень философского образования в России. Правительство боялось вольнодумства и не поощряло всестороннее и полноценное изучение философских систем и течений. « <…> философское образование и просвещение, круг философских идей, доступных писателю, входили в его сознание <…> не столько путём прямого, обеспеченного организацией высшей школы <…> изучения философии, сколько более косвенными путями – через журналистику <…> и в особенности через изучение поэтов, драматургов и прозаиков Запада, творчество которых оказалось насыщенным философскими, моральными, психологическими и эстетическими идеями. В этом направлении влияли Шиллер, Гёте, Байрон»5. Н. Я. Дьяконова называет Байрона самым известным русскому читателю английским поэтом за исключением Шекспира6. «Сила воздействия Байрона определяется тем, что трагические противоречия его личности и творчества воплотили трагические противоречия его эпохи, противоречия между поисками гармонии в вере, в высокой нравственности, в любви, в классическом идеале красоты – и романтической иронией, беспощадной ко всему, считавшемуся прежде неприкосновенным, дисгармонией неверия, аморализма, цинизма и измены классицистскому искусству»7. «Вместе с развитием буржуазных наций литературы нового времени приобретают ярко выраженный национальный характер, <…> вместе с развитием личности индивидуальное мировоззрение <…> и индивидуальные особенности литературного мастерства <…> приобретают небывалое прежде значение. <…> в области международных литературных взаимодействий выступает индивидуальная инициатива художественной личности, выражающей новую общественную идеологию и создающей новое направление в искусстве: мы говорим соответственно этому о влиянии Байрона на европейские литературы эпохи романтизма («байронизм»)8. Между поэзией Байрона и русской культурой было несколько посредников: П. А. Вяземский и К. Н. Батюшков9, С. С. Уваров и А. И. Тургенев10, В. А. Жуковский и И. И. Козлов11. Увлечение Байроном было характерно для современников Лермонтова. «Им зачитывались лучшие умы России – для них его поэзия звучала, как пистолетный выстрел в ночи. Его тоска, его мечтания, его ненависть и сатанинский смех, – всё нашло отклик в России. Трагедия его жизни потрясла русских. Он был воистину властителем дум»12. В этом смысле Лермонтов не был исключением. «Байрон был духовно близок Рылееву, Кюхельбекеру и Соломосу; разными гранями своего творчества он был близок Лермонтову <…>»13. Он <Лермонтов> помнит тысячи строк из произведений поэтов великих и малых, иностранных и русских, но из обширного круга его чтения нужно выделить двух авторов: Байрона и – особенно – Пушкина»14. Вот что пишет В. Г. Белинский о Лермонтове в письме В. П. Боткину от 16–21 апреля 1840 года: «Он славно знает по-немецки и Гёте почти всего наизусть дует. Байрона режет тоже в подлиннике»15. Имя английского поэта Лермонтов упоминает в стихотворениях «Farewell» (Из Байрона) (1830), «К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья») (1830), «К. Л. –» (Подражание Байрону) (1831), «Подражание Байрону» (1830–1831), «На картину Рембрандта» (1830–1831), «Нет, я не Байрон, я другой» (1832). В стихотворении «К***» (Не думай, чтоб я был достоин сожаленья») Лермонтов откровенно говорит о своём желании быть похожим на Байрона («И Байрона достигнуть я б хотел»). Увлечение Лермонтова творчеством Байрона было отмечено уже современниками. Однако, как правило, они подчёркивали поверхностность данного увлечения: «Изучение английского языка Лермонтовым замечательно тем, что с этого времени он начал передразнивать Байрона. <…> Не была ли это скорее драпировка, чтобы казаться интереснее, так как байронизм и разочарование были в то время в сильном ходу <…>»16. «<…> он решил соблазнять или пугать и драпироваться в байронизм, который был тогда в моде»17. Аналогичные мнения высказывали И. С. Тургенев18, И. И. Панаев19 Более мягко выразился А. М. Меринский: «<…> и характер его, отчасти схожий с Байроновым, был причиной, что Лермонтов, несмотря на свою самобытность, невольно иногда подражал британскому поэту»20. Наиболее высокую оценку Лермонтову дал А. И. Герцен. Он называет его поэтом, воспевшим переходное поколение «с такой страшной истиной!..»21. «Он <Лермонтов> полностью принадлежит к нашему по- колению. <…> Разбуженные этим великим днём, <14 декабря 1825 года>, мы увидели лишь казни и изгнания. Вынужденные молчать, <…> мы научились, замыкаясь в себе, вынашивать свои мысли <…>. Свыкшись с этими чувствами, Лермонтов не мог найти спасения в лиризме, как находил его Пушкин. <…> Мужественная, печальная мысль всегда лежит на его челе, она сквозит во всех его стихах. Это не отвлечённая мысль, стремящаяся украсить себя цветами поэзии; нет, раздумье Лермонтова – его поэзия, его мученье, его сила. Симпатии его к Байрону были глубже, чем у Пушкина. К несчастью быть слишком проницательным у него присоединялось и другое – он смело высказывался о многом без всякой пощады и без прикрас. Существа слабые, задетые этим, никогда не прощают подобной искренности. О Лермонтове говорили как о баловном отпрыске аристократической семьи, как об одном из тех бездельников, которые погибают от скуки и пресыщения. Не хотели знать, сколько боролся этот человек, сколько выстрадал, прежде чем отважился выразить свои мысли»22. Именно Лермонтов в 1832 году, будучи в возрасте восемнадцати лет, ясно и прямо сказал о себе и о Байроне: Нет, я не Байрон, я другой, Лермонтов подчеркнул свою творческую самобытность («<…> я другой»). Сказал о своей духовной близости с английским поэтом («Как он <…>»). Указал на различие между собой и Байроном (но только с русскою душой».). И предсказал своё будущее («<…> кончу ране <…>»). Осознать влияние Байрона на русскую культуру пытались уже в 20-х и в 30-х годах XIX столетия. «<Термин байронизм> употребляли Пушкин, его современники, а потом исследователи до середины ХХ вв.<…>»23. При этом, как указывает В. Э. Вацуро, «восприятие Байрона и самый облик поэта менялись в тесной зависимости от внутренних процессов в русской литературе <…>»24. Высокую оценку Лермонтову как самобытному и талантливому писателю дал В. Г. Белинский в статье «Сочинения М. Лермонтова». Белинский поставил Лермонтова в один ряд с великими писателями эпохи, отметив сходство его произведений с их творчеством. «<...> его создания напоминают собою создания великих поэтов. Его поприще ещё только начато, и уже как много им сделано <...> чего же должно ожидать от него в будущем?.. Пока ещё не назовём мы его ни Байроном, ни Гёте, ни Пушкиным и не скажем, чтоб из него со временем вышел Байрон, Гёте или Пушкин: ибо мы убеждены, что из него выйдет ни тот, ни другой, ни третий, а выйдет – Лермонтов»25. В опубликованной в 1858 году в «Русском вестнике» (Т. 16) статье «Лермонтов» А. Д. Галахов подробно рассматривает влияние Байрона на Лермонтова. Галахов выделяет у Лермонтова вольные и невольные подражания Байрону, говорит о невозможности отделить одни от других. При этом Галахов подчёркивает, что подражание Байрону у Лермонтова относится к трём предметам: отдельным выражениям, постройке стихотворений и созданию характеров персонажей. Говоря о конкретных подражаниях, Галахов цитирует произведения Лермонтова и Байрона. При этом Байрон цитируется по русскому переводу. Галахов подчёркивает, что сравнение Лермонтова с Байроном справедливо. Однако подражательность Лермонтова не следует осуждать, так как она не мешала ему верно отражать действительность. В 1888 году в статье «Байронизм Пушкина и Лермонтова», опубликованной в «Вестнике Европы» (№3), В. Д. Спасович констатировал, что предположения о пользе влияния Байрона на Лермонтова противоположны задачам литературной критики, что исследовать необходимо то, «насколько видоизменилось творчество Лермонтова от знакомства с Байроном»26, что заимствовал Лермонтов и чем он не воспользовался. Спасович подчёркивает, что Лермонтов навсегда проникся духом поэзии Байрона и сотворил себя по образу героев Байрона. Всё светлое, что присутствовало в творчестве Байрона, исчезло у Лермонтова, а выступило всё тёмное. Лермонтов более байроничен, чем Байрон. Такой вывод делает Спаcович. В качестве характерной для обоих поэтов черты Спасович отмечает способность Лермонтова и Байрона к воспроизведению давно испытанных ощущений. Силу влияния Байрона на Лермонтова Спасович сопоставляет с силой влияния, которую испытал Лермонтов со стороны А. С. Пушкина. A. М. Скабичевский в своём очерке «М. Ю. Лермонтов. Его жизнь и литературная деятельность» (1891) называет Лермонтова гениальным человеком, которому, как и всякому гению, была присуща разносторонность интересов и дарований. При этом Скабичевский отмечает крайнюю односторонность восприятия людьми Лермонтова, его байронизма и его творчества. Характеризуя байронизм Лермонтова, автор очерка отмечает «русский народный характер» воспринятого от Байрона пессимизма и отсутствие у Лермонтова «разъедающего скептицизма», «ледяной иронии», «пресыщенности и нравственного изнеможения», характерного для Байрона27. Одновременно с этим творчество Лермонтова несёт в себе «безысходную тоску», «беспечную удаль» и «порыв на безбрежный простор»28. B. О. Ключевский в статье «Грусть», опубликованной в 1891 году («Русская мысль», № 7), разделил творчество Лермонтова на два периода. Первый период – подражательный (до 1835 года). Второй период – период нарастания национальной и художественной самобытности. Ключевский отверг байронизм Лермонтова. «Настроение, которое в поэзии обозначается именем великого английского поэта, сложилось из идеалов, с какими западноевропейское общество переступило через рубеж 18-го века, и из фактов, какие оно пережило в начале XIX-го века. Байронизм – это поэзия развалин, песнь о кораблекрушении. На каких развалинах сидел Лермонтов? Какой разрушенный Иерусалим он оплакивал? Ни на каких и никакого»29. В статье «Биографические сведения о Михаиле Юрьевиче Лермонтове», опубликованной в 1897 году, И. И. Иванов выделяет основные черты Лермонтова как писателя и человека. Сюда автор статьи относит «необыкновенно развитое самосознание, цельность» и глубину нравственного мира, «мужественный идеализм жизненных стремлений»30. Демонизм Лермонтова Иванов рассматривает как высшую ступень идеализма. «И все эти черты отнюдь нельзя связывать с каким бы то ни было внешним влиянием; они существовали в Лермонтове ещё до знакомства его с Байроном и слились только в более мощную и зрелую гармонию, когда он узнал эту действительно родную душу»31. Иванов видит различие между творчеством Байрона и Лермонтова в том, что поэзия Лермонтова не является поэзией разочарования, а представляет собой поэзию печали и гнева. Наиболее обстоятельное исследование байронизма в русской литературе XIX века предпринял Алексей Н. Веселовский в своей монографии «Западное влияние в новой русской литературе». Данная работа вышла несколькими изданиями в конце ХIХ и в начале XX века (1881–1882; 1883; 1906; 1916). Веселовский говорит о различии байронизма Пушкина и Лермонтова, обосновывает увлечение Лермонтова Байроном психологическими причинами, особенностями его воспитания, происхождения, окружения. Веселовский характеризует богатство байронических героев в творчестве Лермонтова как наивысшее среди всех последователей английского поэта, различает влияние Байрона на Лермонтова в плане художественном, личностном и духовном. Веселовский отмечает самобытность Лермонтова, но подчёркивает, что путь к ней и к мировоззрению Лермонтова, сформировавшемуся к концу жизни поэта, был обусловлен влиянием Байрона, в творчестве которого Лермонтов всегда находил опору и поддержку. В биографическом очерке «Байрон» (1902; 1914) Алексей Н. Веселовский также затрагивает тему байронизма Лермонтова, отмечая при этом самобытность и самостоятельность Лермонтова как писателя. Веселовский подчёркивает огромную роль, которую сыграло творчество Байрона в литературной эволюции XIX века и говорит о писателях, испытавших влияние Байрона, как о прошедших «байроновскую школу»32. В очерке «М. Ю. Лермонтов: Личность поэта и его произведения» (1912) Н. Котляревский отмечает: «<...> следы прямого влияния Байрона в стихах Лермонтова несомненны <...>»33. «Иногда целое стихо- творение выдержано в байроновском ключе, а всего чаще встречаются драматические положения и образы, которые Байрон отметил навсегда своей печатью»34. Котляревский отмечает предрасположение Лермонтова к байроническому настроению, обусловленное в частности родством психики Лермонтова и Байрона. Байронизм стал для Лермонтова подкреплением собственного настроения. Однако в силу того, что Лермонтов прожил очень короткую жизнь, он усвоил лишь показную сторону байронизма – отрицание. Котляревский подчёркивает, что для предшествующих исследователей характерно преувеличение влияния Байрона на Лермонтова, поэтому, занимаясь данной проблематикой, исследователи должны быть осторожны и стремиться к максимальной объективности. Очень важной для понимания значения байронизма в русской культуре является статья Вячеслава Иванова «Байронизм, как событие в жизни русского духа», написанная через сто лет после того, как влияние Байрона стало ощущаться в России. «<...> мы, славяне, почерпнули в недрах английского духа общественное откровение о личности. Этим откровением был байронизм. <...> Для славянства он был <...> вестью об извечном праве и власти человеческой личности на свободное самоопределение перед людьми и Божеством.<...> Байронизм был более глубоким событием, чем мода Гарольдова плаща и даже печоринская разочарованность. Он нёс в себе загадку Сфинкса <...>. Русский ответ на эту загадку <...> брезжил <...> в душе Лермонтова <...>»35. Как указывает В. С. Баевский, «Вяч. Иванов показал, что встреча поэзии Байрона с русской культурой стала значительным явлением философско-религиозной мысли, предопределила, постановку проблемы достойного бытия человека, свободы воли, веры в личного, живого Бога»36. Мнение Вяч. Иванова согласуется с мнением И. Ф. Анненского, высказанного в статье «Юмор Лермонтова»(1909): «Не было другого поэта кроме Лермонтова <...> для которого достоинство и независимость человека были бы не только этической, но и эстетической потребностью, не отделимым от него символом его духовного бытия»37. Монография М. А. Яковлева «М. Ю. Лермонтов как драматург» (1924) посвящена выявлению литературных источников и иностранных влияний в драматических произведениях Лермонтова. Большим достоинством этой работы являются приводимые автором межтекстовые связи драм Лермонтова с произведениями иностранных авторов. Яковлев обнаруживает влияние «Еврейских мелодий» Байрона на трагедию Лермонтова «Испанцы» и приводит примеры межтекстовых связей данной трагедии с четырьмя стихотворениями из цикла «Еврейских мелодий»38. Яковлев также указывает на влияние поэмы Байрона «Гяур» на трагедию «Испанцы». В своей монографии «Байрон и Пушкин», опубликованной в 1924 году, Б. М. Жирмунский дал образец анализа творчества писателя в сопоставлении с творчеством другого писателя и при учёте художественного влияния с его стороны. Жирмунский проанализировал влияние творчества Байрона на сюжет и композицию романтических поэм А. С. Пушкина, исследовал байронические темы в указанной группе произведений русского поэта. Жирмунский изучил влияние Байрона на стиль и лирическую манеру повествования в романтических поэмах Пушкина. Данная монография представила новые пути разработки темы иностранных влияний и новые методики подобных исследований. В статье Л. П. Гроссмана «Русские байронисты» (1924) рассматриваются наиболее общие проблемы байроновского влияния в творчестве Лермонтова. Гроссман указывает, что исследование байронизма Лермонтова обычно сводилось к выявлению близости, сходства и родства творческих индивидуальностей, психологии, биографий Лермонтова и Байрона. Гроссман признаёт самобытность Лермонтова, но всё же на первое место он ставит его ориентацию на творчество Байрона. С этим нельзя согласиться. И хотя, как мы увидим дальше, байроновское влияние сопутствовало Лермонтову на протяжении всей его жизни, он его творчески перерабатывал, идя своим путем и призывая к этому других, о чем сам открыто говорил А. А. Краевскому в феврале 1841 года: «Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам все тянуться за Европою <…>»39 . Гроссман указывает, что Лермонтов был последним русским писателем, в творчестве которого влияние Байрона было столь значимым. У последующих писателей влияние Байрона не было определяющим. В статье «Лермонтов и культуры востока» (1941) Гроссман рассматривает вопрос о влиянии «Еврейских мелодий Байрона» на творчество Лермонтова, в частности на трагедию «Испанцы», стихотворения «Еврейская мелодия», «Ветка Палестины» и др. Здесь Гроссман приводит примеры межтекстовых связей и комментирует некоторые словоупотребления. В статье «Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция» (1941) Б. В. Томашевский касается некоторых моментов байроновского влияния в творчестве Лермонтова. Томашевский говорит о новом соотношении между автором и героем в произведениях Пушкина и Лермонтова. «И Пушкин и Лермонтов уже не боятся вывести «автора» как персонаж наряду с героем <...> характерны предисловия Пушкина (к первой главе романа «Евгений Онегин») и Лермонтова к «Герою нашего времени», в которых они отклоняют обвинения в автопортретности героя»40. Эти предисловия, как указывает Томашевский, отличаются от предисловия Байрона к «Паломничеству Чайльд-Гарольда». Предисловие Байрона подчёркивает, что его поэма не является дневником, а представляет собой литературное произведение. Байрон в отличии от Лермонтова и Пушкина «не ставит задачей разъяснить соотношение между внутренним образом автора и характером его героя»41. Таким образом, Пушкин и Лермонтов, заимствуя у Байрона форму, наполняют её новым содержанием, в чём проявляется их самобытность и новаторство. Говоря о романе Лермонтова <«Вадим»>, Томашевский подчёркивает, что демонизм героя романа связан с демонизмом героев Байрона. При этом демонизм Вадима соответствует взгляду автора романа на жизнь. В монографии «Михаил Юрьевич Лермонтов» (1944) С. Н. Дурылин говорит о близости юношеских стихотворений и поэм Лермонтова творчеству Байрона. Дурылин подчёркивает, что в мировой литературе было много писателей, которые испытали художественное влияние Байрона, однако Лермонтов занимает среди них совершенно особое положение. «<...> нельзя указать другого поэта, который был бы так близок к Байрону, как Лермонтов. Но эта близость не подражания, а внутреннего родства. <...> Байрон был близок и дорог Лермонтову не только, как великий певец свободы, – он был близок и желанен ему, как борец за свободу <...>»41. Большой вклад в науку о Лермонтове и непосредственно в изучение влияния Байрона в творчестве Лермонтова внесли работы Б. М. Эйхенбаума. В статье «Мелодика русского лирического стиха» (1922) Эйхенбаум определяет причину лермонтовских заимствований из творчества Байрона: «Перед Лермонтовым стояла сложная поэтическая задача – преодолеть пушкинский канон. Он идёт по следам Пушкина, <...> изучая Байрона, но только для того, чтобы Пушкина победить. <...> Он напрягает русский язык и русский стих, стараясь придать ему новое обличье, сделать его острым и страстным»42. Эту же мысль Эйхенбаум развивает в статье «Михаил Юрьевич Лермонтов. Очерк жизни и творчества» (1959): «Учась у Пушкина, Лермонтов вместе с тем с самого начала ищет новых путей. <...> Лермонтов как будто сознаёт стоящую перед ним историческую задачу: овладеть искусством Пушкина, но суметь найти новый путь для поэзии, соответствующий настроениям, исканиям и мыслям новой эпохи. Он подхватывает оставленного Пушкиным Байрона; он пробует писать во всех жанрах, переходя от лирики к поэмам, от поэм к драме, и жадно изучает русскую и мировую литературу»43. В статье «Лирика Лермонтова (Обзор)» (1940) Эйхенбаум рассматривает ряд стихотворений Лермонтова, три из которых он связывает с Байроном, и говорит о влиянии Байрона в целом на жанр баллады у Лермонтова44. В статье «Художественная проблематика Лермонтова» (1940) Эйхенбаум подчёркивает: «<...> он, Лермонтов увлекается Байроном, видя в нём <...> поэта-философа, <...> для Лермонтова Байрон был школой, которой он не находил в русской литературе. Культ Байрона у юного Лермонтова идёт не только от Пушкина, но и из французской литературы <...>»45. В статье «Литературная позиция Лермонтова» (1941) Эйхенбаум указывает, что увлечение Лермонтова Байроном связано не столько с именем Пушкина, сколько с увлечением французской литературой, и идёт именно оттуда. Эйхенбаум говорит о разнице байронизма Пушкина и Лермонтова. Лермонтова в творчестве Байрона интересовали иные стороны, чем те, которые притягивали Пушкина. В статье говорится также о связи стихотворения Лермонтова «1831-го июня 11 дня» с байроновским «Epistle to Augusta». В своей книге «Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки» (1924) Эйхенбаум даёт системный анализ творчества Лермонтова, исследует заимствования и самоповторения Лермонтова. В качестве иллюстрации заимствований из Байрона Эйхенбаум приводит примеры межтекстовых связей четырёх стихотворений Лермонтова с произведениями Байрона. Ряд стихов поэмы Лермонтова «Сашка» Эйхенбаум соотносит со стихами поэм Байрона «Беппо» и «Лара». Эйхенбаум раз- деляет влияние Байрона в творчестве Лермонтова и влияние английского стихосложения на поэзию Лермонтова. Такое разделение совершенно необходимо, чтобы чётко разграничить байроновские влияния и влияния, не связанные с Байроном. «Так, например, обстоит дело с неравносложными промежутками между стиховыми ударениями и с вариациями анакруз <...> так же – с мужскими рифмами в четырёхстопном и пятистопном ямбе <...> «Шильонский узник» или «Мазепа» Байрона в этом смысле не представлял собою ничего нового, пото- му что «женские рифмы в английском стихе вообще очень редки, а «Шильонский узник» Жуковского явился стихотворной новостью <...> «Байронизм» здесь, как и во многом другом, ни при чём»46. В статье «Творчество Лермонтова и западные литературы» (1941) А. В. Фёдоров говорит о неадекватном восприятии Лермонтовым поэзии Байрона, что приводило к изменению стилистического тона произведений Лермонтова по отношению к произведениям Байрона, под влиянием которых они создавались. Восприятие Лермонтовым творчества Байрона Фёдоров характеризует как «напряжённое переживание»47. В монографии «Лермонтов и литература его времени» (1967) Фёдоров говорит, что знакомство Лермонтова с творчеством Байрона ускорило художественное и идейное развитие Лермонтова. «<...> для Лермонтова подлинный Байрон явился лучшим средством отталкивания от русской байронической традиции 1820-х годов <...>»48. Фёдоров указывает, что 1830 год явился началом нового этапа в судьбе наследия Байрона в западных литературах. В облике байронического героя начинает привлекать то, что до сих пор не было оценено – протест против социального устройства и его идейных основ. «И то обстоятельство, что к 1830 году относится соприкосновение Лермонтова с поэзией Байрона (в оригинале), показывает историческую закономерность в развитии творчества русского поэта и его связь с общеевропейским процессом развития литературы <...>»49. В статье «Из наблюдений над журналом Печорина» (1969) Н. Я. Дьяконова исследует влияние «Писем и дневников» Байрона в журнале Печорина в частности и в романе «Герой нашего времени» в целом, Дьяконова, выделяет десять характеристик, общих как для «Писем и дневников» Байрона, так и для журнала Печорина. Перечисление этих характеристик снабжено соответствующими текстовыми отсылками. Наряду со сходствами Дьяконова выделяет и различия, главное из которых заключается в преобладании у Лермонтова повествовательного начала и устремлённости к единому сюжету. Дьяконова называет Байрона прототипом Печорина, но указывает, что в «Герое нашего времени» Лермонтов преодолевает байронизм, что заключается не в разрыве с Байроном, а в занятии по отношению к нему критической позиции. Очень важной для понимания сущности русского байронизма как явления литературы и культуры, а также байроновского влияния в творчестве Лермонтова является характеристика байронизма, данная Л. Я. Гинзбург в её монографии «О лирике» (1974). «Байронизм – не подражание Байрону, но большое идейное движение, принадлежащее мировой – в том числе русской – культуре. <...> Байронизм начался прежде Байрона <...> В России следует различать байронизм декабристский и последекабристский. <...> В мировом масштабе байронизм выразил катастрофу революционного сознания. После восстания и крушения декабристов трагедия русского революционного сознания совпала со всемирной трагедией. <...> по существу своему байронизм Лермонтова сразу же выразил иное, последекабристское содержание русского общественного сознания»50. Очень важной в плане изучения байроновского влияния в творчестве Лермонтова является большая статья А. Глассе «Лермонтов и Е. А. Сушкова», опубликованная в 1979 году. Отражение в творчестве Лермонтова его дружеских отношений с Е. А. Сушковой соединилось с сильным влиянием Байрона, биографию и произведения которого Лермонтов интенсивно изучал в период знакомства с Сушковой. Глассе выявляет байроновское влияние в тринадцати стихотворениях Лермонтова, приводя множество интертекстуальных зависимостей. При этом в работе присутствует обширный историко-литературный комментарий. Работа Глассе представляет собой пример современного научного подхода к изучению иностранных влияний в творчестве того или иного писателя. В статье В. С. Баевского «Из разысканий о Пушкине и Лермонтове» (1983) говорится о влиянии на стихотворение Лермонтова «Бородино» стихотворения Т. Кембела «Гогенлинден». Данное разыскание представляется тем более значимым, что в его основе лежит сходство строфической формы, которая в свою очередь является довольно редкой. В статье подчёркивается также, что между «Бородином» и «Го- генлинденом» имеются многочисленные ситуативные и тематические сближения. А. Либерман в статье «Лермонтов и Тютчев» (1989) говорит об абсолютной непохожести героев Лермонтова и Байрона, как и самих писателей. Либерман признаёт равенство Лермонтова и Байрона лишь в гениальности. Автор статьи указывает, что Лермонтов осознавал это несходство, о чём искренне и с полным основанием сказал в стихотворении «Нет, я не Байрон, я другой». В статье «Байрон в поэтическом сознании Лермонтова» (1991) А. М. Зверев указывает, что Лермонтов на протяжении всей своей жизни в той или иной степени испытывал влияние творчества Байрона. У Лермонтова никогда не было преодоления байронизма, как не было и прямого подражания Байрону. Байронизм Лермонтова нельзя назвать ни модой, ни мимолётным веянием. Это доказывает большое количество реминисценций из Байрона в творчестве зрелого Лермонтова. Зверев также указывает, что Лермонтова влечёт не столько поэма, сколько лирика Байрона (в особенности трагическая): «Еврейские мелодии», стихи 1816 года, стихи о первой любви. В статье Н. Я. Дьяконовой, написанной в соавторстве с Г. В. Яковлевой, «Кольридж и его литературные современники» (1994) приводятся межтекстовые связи стихотворений Лермонтова «Романс» («Стояла серая скала на берегу морском») и «Время сердцу быть в покое», а также поэмы «Мцыри» с девяносто четвёртой строфой третьей песни «Паломничества Чайльд-Гарольда». Лермонтов заимствовал у Байрона образ далеко отстоящих друг от друга скал. Как указывают Дьяконова и Яковлева, этот образ был в свою очередь заимствован Байроном из поэмы Кольриджа «Кристабель». Современный анализ иностранных влияний в творчестве русского писателя дан в статье В. С. Баевского «Присутствие Байрона в «Евгении Онегине» (1996). Влияние Байрона обосновывается многочисленными межтекстовыми связями, приводимыми в работе. Подчёркивается также, что рецепция текстов Байрона в «Евгении Онегине» носит различный характер: цитаты, аллюзии, прямые или перефрастические упоминания. На все эти случаи приводятся конкретные примеры из текста романа. В статье приводится обширный историко-литературный комментарий по вопросу исследования. В статье В. С. Баевского учтены и получили дальнейшую разработку разыскания и идеи крупных исследователей иностранных влияний в русской литературе: Алексея Веселовского, В. М. Жирмунского, Б. В. Томашевского. Нельзя не заметить, что, сопоставляя творчество Лермонтова с творчеством Байрона, исследователи делали очень мало конкретных текстовых указаний. Объяснил это Б. М. Эйхенбаум: «<…> Лермонтов не создает нового материала, а оперирует готовым. Русская критика считает такого рода художественный метод предосудительным – поэтому, вероятно, до сих пор при сопоставлении Лермонтова с Байроном делалось очень мало конкретных текстовых указаний»51. Подобная установка не способствовала изучению реминесценций, а, наоборот, тормозила его. Использование готового материала и опора на достижения предшественников не могут ставиться в вину писателю. Писатели неизбежно учитывают опыт предшественников, творчески перерабатывая его. Например, Байрон испытал влияние со стороны Шекспира, Уолпола, Скотта52, А. Радклиф, Бернса, Поупа, Драйдена53 и Кольриджа54. На Байрона оказали влияние также немецкие и французские писатели: Гёте, Шиллер, Виланд55, Шатобриан56, – а также классические латинские поэты57. «Стиль и стих Байрона – синтез множества элементов. <…> в его творчестве сочетаются логически строгие структуры поэтики классицизма и высокий риторический стиль с приемами «свободного» романтического стиля, с романтической лексикой и образностью»58. «Литература – это непрерывный процесс, и даже великие поэты используют и перерабатывают материал предшественников: и Чосер, и Шекспир (не говоря уже о Поупе), и Пушкин, и Лермонтов, и Ахматова, и Мандельштам»59. Сравнивая оригинальные тексты Байрона и Лермонтова, мы стремились выявить межтекстовые связи, соединяющие произведения Лермонтова с произведениями Байрона. При этом они могут отличаться разной степенью близости заимствований Лермонтова и первоисточников Байрона. Наибольшая степень близости проявляется тогда, когда имеются точные соответствия лексики, синтаксиса и стихотворного размера. 1. Болезнь души, <…>60
(Сон, т. 1, с. 277)
Все три стихотворения, из которых мы привели примеры межтекстовых связей, написаны пятистопным ямбом. Все приведенные конструкции отличает одинаковое синтаксическое строение. Все примеры связывает также общность лексики. Подобные межтекстовые связи встречаются реже, чем межтекстовые связи, характеризующиеся соответствием только двух элементов из указанных трех (лексики, синтаксиса и стихотворного размера). В качестве иллюстрации влияния творчества Байрона на творчество Лермонтова мы иногда приводим межтекстовые связи, характеризующиеся соответствием одного элемента или отсутствием соответствия всех трех элементов. В подобных случаях заимствование и источник заимствования могут связывать единство содержания и единство эмоционального фона, а также одинаковая в обоих случаях композиционная функция. 1. <…> мила как херувим <…>
Все примеры, приведенные выше, связывает единство стихотворного размера: строфы и стихотворные абзацы, откуда взяты данные примеры, написаны пятистопным ямбом. Кроме того, данные примеры связывает сходство синтаксического строения при разнице лексики. 1. И блещет в церкви длинный ряд гробов,
В приведенном примере стихи Лермонтова и Байрона связаны единством стихотворного размера (пятистопный ямб) при разнице лексики и синтаксиса. Межтекстовая связь подкрепляется единством содержания. В обоих случаях речь идет об усыпальнице феодалов, расположенной в храме, и отсутствии среди усопших одного из представителей рода. 2. <…> и поскакал стремглав, Как будто бы гналося вслед за ним
Данные стихи связывают сходство синтаксического строения при частичной разнице лексики и стихотворного размера (пятистопный и четырехстопный ямб). Межтекстовую связь подкрепляет единство эмоционального фона. В следующем примере межтекстовой связи даны два отрывка, характеризующиеся различием лексики, синтаксиса и стихотворного размера. Однако их связывает единство эмоционального фона, общность композиционной функции (оба отрывка завершают поэмы) и сходство содержания (в обоих случаях говорится о гибели дерева). Порывам бурь и зною предана <берёза>,
Мы исследуем также особенности метрики, строфической организации и рифменных систем сопоставляемых произведений. Полученные данные мы используем для доказательства или опровержения влияния конкретных произведений Байрона на произведения Лермонтова. Здесь мы ориентируемся на монографию М. Тарлинской «Английский стих, теория и история» («English Verse, Theory and History») (1976)63. Тарлинская проводит всесторонний анализ английского стиха на примере произведений английских поэтов разных эпох. Исследуя их произведения на разных уровнях (метрика, строфическая организация, рифменные системы), Тарлинская выделяет характеристики, свойственные для английского стиха в целом. Проведенная работа позволяет выявить закономерности исторического развития английской поэзии и увидеть связи между творчеством различных английских поэтов их взаимовлиянии и преемственности. «<…> из эпохи в эпоху и из литературы в литературу перекочё- вывают не только темы, мотивы, сюжеты, типы персонажей, но и риторические обороты, например, вопросы восклицания в определенных местах текста»64. Вопросы и восклицания являются одними из признаков лирической манеры повествования байронической поэмы. Понятие лирической манеры повествования обосновал В. М. Жирмунский. «Лирическая манера повествования принадлежит к числу существен- ных признаков байронической поэмы <…>»65. Лирическая манера повествования является средством придания романтической поэме эмоциональности и выразительности. А восточные поэмы, как отмечает Дж. Голт, «блистательны по своей поэтической выразительности»66. Поэтому мы сравниваем особенности реализации лирической манеры повествования в романтических поэмах Лермонтова с её реализацией в восточных поэмах Байрона. В нашей работе мы основываемся на идеях В. М. Жирмунского. Подобные сравнения помогают выявить наличие байроновского влияния на поэмы Лермонтова или же его отсутствие. Сравнивая произведения Лермонтова и Байрона, мы не только отмечаем сходства, но и констатируем различия. Как указывает В. М. Жирмунский, «черты различия между сопоставляемыми литературными явлениями имеют для исследователя не менее важное значение, чем признаки сходства. Они свидетельствуют о творческом переосмыслении импортированного образца, о его социальной переработке, обусловленной местными особенностями общественного, в частности – литературного произведения <…>67.
Примечания 1. Жирмунский В. М. Байрон // Из истории западноевропейских литератур. – Л.: Наука, 1981. – С. 241. 2. Баевский В. С. Когда Батюшков познакомился с поэзией Байрона? // Историко–культурные связи русской и зарубежной культуры: Межвузовский сборник научных трудов. – Смоленск: СГПИ, 1992. – С. 21. 3. Лейтон Л. Г. Стихотворения Ивана Козлова «Венецианская ночь» и «Байрон» (к истории русского байронизма) // Русская литература, 1997. – №2. – С. 15. 4. Алексеев М. П. Байрон и русская дипломатия // Литературное наследство. Т. Русско-английские литературные связи. ХVIII век – первая половина XIX века. – М.: Наука, 1982. – C. 409. 5. Асмус В. Ф. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. Т. 43–44. – М.: Издателъство АН СССР, 1941. – С. 83. 6. Дьяконова Н. Я. Аналитическое чтение (Английская поэзия ХVIII–XX ве- ков). – Л.: Просвещение, 1967. – С. 121. 7. Дьяконова Н. Я., Чамеев А. А. Английская предромантическая и романтическая литература в контексте общеевропейской культуры // Английская литература в контексте русской национальной культуры: Тезисы докладов. – Смоленск, СГПИ, 1993. – С. 25. 8. Жирмунский В. М. Проблемы сравнительно–исторического изучения литератур // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. – С. 79. – Эта же мысль изложена в статье: Жирмунский В. М. Средневековые литературы как предмет сравнительного литературоведения // Сравнительное литературоведение/ Восток и Запад... – С. 161. 9. Баевский В. С. Сквозь магический кристалл. – М.: Прометей, 1990. – С. 47. 10. Баевский В. С. Когда Батюшков познакомился с поэзией Байрона?// Историко–культурные связи русской и зарубежной культуры: Межвузовский сборник научных трудов. – Смоленск: СГПИ, 1992. – С. 19; Баевский В. С. Присутствие Байрона в «Евгении Онегине» // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. – 1996. – Т. 55. – №6. – С. 4. 11. Лейтон Л. Г. Стихотворения Ивана Козлова «Венецианская ночь», и «Байрон» (к истории русского байронизма) // Русская литература, 1997. – № 2. – С. 14. 12. Демурова Н. О переводах Байрона в России // Selections from Byron. –M.: Progress Publishers, 1979. – P. 339. 13. Неупокоева И. Г. Революционно–романтическая поэма первой половины XIX века. Опыт типологии жанра. – М.: Наука, 1971. – С. 14. 14. Андроников И. Л. Образ Лермонтова // Лермонтов М. Ю. Сочинения. – М.: Правда, 1988–1990. Т. 1. С. 11. 15. Белинский В. Г. Выдержки из писем и статей // Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текстов, вступ. статья и прим. М. И. Гиллельсона и В. А. Мануйлова. – М.: Художественная литература, 1964. – С. 248. 16. Шан–Гирей А. П. М. Ю. Лермонтов // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / Составление, подготовка текста и комментарий М. Гиллельсона и О. Миллер. – М.: Художественная литература, 1989. – С. 37. 17. Ростопчина Е. П. Письмо к Александру Дюма. 27 августа / 10 сентября 1858 г. // Ростопчина Е. П. Стихотворения. Проза. Письма / Составление, вступительная статья, подготовка текстов и примечания Б. Н. Романова. – М.: Советская Россия, 1986. – С. 385. 18. Тургенев И. С. Литературные и житейские воспоминания // Полное собрание сочинений и писем. – М.: Наука, 1983. – Т. 11. – С. 71. 19. Панаев И. И. Литературные воспоминания / Вступительная статья и комментарии И. Г. Ямпольского. – М.: Правда, 1988. – С. 166. 20. Меринский А. М. Воспоминание о Лермонтове // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / Составление, подготовка текста и комментарий М. Гиллельсона и О. Миллер. – М.: Художественная литература, 1989. – С. 174. 21. Герцен А. И. Very Dangerous!!! / Письма издалека: Избранные литературно- критические статьи и заметки. – М.: Современник, 1981. – С. 235. 22. Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Сочинения в девяти томах. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955–1958. – Т. 3. – С. 472–473. 23. Баевский В. С. Присутствие Байрона в «Евгении Онегине» // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. – 1996. – Т. 55. – №6. – С. 5. 24. Коренева М. Ю. Научная конференция, посвящённая 200-летию со дня рождения Байрона [Ленинград, январь 1988] // Русская литература. – 1988. – № 3. – С. 223. 25. Белинский В. Г. Сочинения М. Лермонтова // Полное собрание сочинений. – М.: Издательство АН СССР. – Т. 4. – С. 545–546. 26. Спасович В. Д. Байронизм Пушкина и Лермонтова // Вестник Европы. – 1888. – № 3. – С. 523. 27. Скабичевский А. М. М. Ю. Лермонтов. Его жизнь и литературная деятельность // Державин. Жуковский. Лермонтов. Тургенев. Лев Толстой: Биографические повествования (Жизнь замечательных людей. Биографическая библиотека Ф. Павленкова. Т. 11) – Челябинск: Урал, 1996. – С. 274. 28. Скабичевский А. М. М. Ю. Лермонтов. Его жизнь и литературная деятельность... С. 274. 29. Ключевский В. О. Грусть (Памяти М. Ю. Лермонтова) // Собрание сочинений. – М.: Издательство социально–экономической литературы, 1959. – Т. 8. – С. 114. 30. Иванов И. И. Биографические сведения о Михаиле Юрьевиче Лермонтове // Русская критическая литература о произведениях М. Ю. Лермонтова: Хронологический сборник критико-библиографических статей. Часть первая / Собрал В. Зелинский. – М.: Типография А. Г. Кольчугина, 1897. – С. 16. 31. Иванов И. И. Биографические сведения о Михаиле Юрьевиче Лермонтове... С. 17. 32. Веселовский А. Н. Байрон. Биографический очерк. 2 изд. – М.: Типолит. Т. - ва И. Н. Кушнерев и К, 1914. – С. 315. 33. Котляревский М. М. Ю. Лермонтов: Личность поэта и его произведения. 4 изд. – СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1912. – С. 62. 34. Котляревский. М. М. Ю. Лермонтов: Личность поэта и его произведения... С. 54–55. 35. Иванов В. И. Байронизм, как событие в жизни русского духа // Собрание сочинений. – Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971–1987. – Т. 4. – С. 282–286.. 36. Баевский В. С. Присутствие Байрона в «Евгении Онегине» // Известия Ака- демии наук. Серия литературы и языка, 1996. – Т. 55. – № 6. – С. 5. 37. Анненский И. Ф. Юмор Лермонтова // Книги отражений. – М.: Наука, 1979. – С. 139. 38. Яковлев А. М. М. Ю. Лермонтов как драматург. – Л. – М.: Книга, 1924. – С. 113–115. 39. Воспоминания А. А. Краевского в пересказе П. А. Висковатого // Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текстов, вступ. статья и прим. М. И. Гиллельсона и В. А. Мануйлова. – М.: Художественная литература, 1964. – С. 245. 40. Томашевский Б. В. Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция // Литературное наследство. – Т. 43–44. – М.: Издательство АН СССР, 1941. – С. 498–499. 3 Томашевский Б. В. Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция... С. 499. 41. Дурылин С. Н. Михаил Юрьевич Лермонтов.– М.: Молодая гвардия, 1944. – С. 41–42. 42. Эйхенбаум Б. М. Мелодика русского лирического стиха // О поэзии. – Л.: Советский писатель, 1969. – С. 406–409. 43. Эйхенбаум Б. М. Михаил Юрьевич Лермонтов. Очерк жизни и творчества // Статьи о Лермонтове. – М.– Л.: Издательство АН СССР, 1961. – С. 16. 44. Эйхенбаум Б. М. Лирика Лермонтова (Обзор) // Статьи о Лермонтове. – М.– Л.: Издательство AM СССР, 1961. – С. 344. 47. Фёдоров А. В. Творчество Лермонтова и
западные литературы // Литературное наследство. Т. 43–44. – М.:
Издательство АН СССР, 1941. – С. 218. 50. Гинзбург Л. Я. О лирике. – Л.: Советский писатель, 1974. – С. 148–151. 51. Эйхенбаум Б. М. Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки // О литературе: Работы разных лет. – М.: Советский писатель, 1987. – С. 190. 52. Railo E. The Haunted Castle. A Study
of the Elements of English Romanticism. – New York, 1964. – P. 158;
Joseph M. K. Byron the Poet. – London, 1964. – P. 48; Thorslev P. The
Byronic Hero. Types and ProtoTypes. –Minneapolis, University of
Minnesota, 1962. – P. 157; Brydges E. Letters of the Character and
Poetical Genius of Lord Byron. – London, 1824. – P. 71. 53. Bottral R. Byron and the
Colloquial Tradition in the English Poetry // English Romantic Poets. –
London – Oxford – New York: Oxford University Press, 1971. – P. 218;
222. 54. Eliot T. S. Byron // English Romantic Poets. – London – Oxford – New York: Oxford University Press, 1971. – P. 199. 55. Robertson J. G. ed. Goethe and Byron. «Publications of English Goethe Society», N. S. v. II. – London, 1925. – P. 4. 56. Liljeren S. B. Essence and
Attitude in English Romanticism. – Upsala, 1945. P. 94; Rutherford A.
Byron. A Critical Study. –Stanford, 1961. – Р. 32. 57. Самарин Р. Лира Байрона // Selections from Byron. – M.: Progress Publishers, 1979. – P. 16. 58. Никольская Л. И. Неизвестный
перевод из Байрона (стихотворение «Сон» в переводе Н. Д. Неёлова) //
Проблемы стилистики и перевода. – Смоленск: СГПИ, 1976. – С. 39. 59. Тарлинская М. Через Гёте и Байрона – к Пушкину: история одной межъязыковой формулы // Известия Академии наук. Серия литературы и языка, 2002. – Т. 61. – №2. – С. 28. 60. В этой книге все цитаты из
произведений Лермонтова приводятся по изданию: Лермонтов М. Ю.
Сочинения в шести томах. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1954–1957. 61. Все цитаты из произведений Байрона переведены автором этой книги. 62. Все цитаты из произведений Байрона даны по изданиям: The Works of Lord Byron. Poetry. Vol. I.–London: John Murray; New York: Charles Scribner’s Sons, 1903. The Works of Lord Byron. Poetry. Vol. II.–London: John Murray; New York: Charles Scribner’s Sons, 1922. The Works of Lord Byron. Poetry. Vol. III.–London: John Murray; New York: Charles Scribner’s Sons, 1904. The Works of Lord Byron. Poetry. Vol. IV.–London: John Murray; New York: Charles Scribner’s Sons, 1901. Римскими цифрами указывается том, арабскими – страница. 63. Tarlinskaja M. G. English Verse, Theory and History. – The Hague – Paris: Mouton, 1976. 64. Тарлинская М. Через Гёте и Байрона – к
Пушкину: история одной межъязыковой формулы // Известия Академии наук.
Серия литературы и языка, 2002. – Т. 61. – №2. – С. 26. 65. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин // Пушкин и западные литературы: Избранные труды. – Л.: Наука, 1978. – С. 92–93. 66. Galt J. The Life of Lord Byron. – London, 1830. – P. 125. 67. Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. – Л.: Наука, 1982. – С. 11. ГЛАВА II Лирика Лермонтова В данной главе мы рассмотрим шестнадцать стихотворений Лермонтова, написанных в период с 1830 по 1841 годы, то есть на протяжении всей творческой жизни поэта. Мы постарались выбрать наиболее значимые стихотворения Лермонтова, ставшие вершинами его лирики, и стихотворения, имеющие первостепенное значение для отдельных периодов творческой эволюции Лермонтова. Мы рассмотрим стихотворения, которые уже сопоставлялись с творчеством Байрона, и те, которые с творчеством Байрона ещё не соотносили. Такой подход поможет на ограниченном количестве стихотворений Лермонтова выявить основные тенденции байроновского влияния в лирике русского поэта. В отношении одиннадцати из шестнадцати рассматриваемых стихотворений Лермонтова в разное время исследователями высказывались мнения об их обусловленности творчеством Байрона. Иногда исследователи приводили примеры интертекстуальных связей, в других случаях они указывали, что стихотворение Лермонтова, его темы или образы навеяны теми или иными произведениями Байрона. Если исследователи указали на связь стихотворения Лермонтова с произведением Байрона, но не привели конкретных доказательств, мы, развивая их идеи, постараемся привести примеры межтекстовых связей данного стихотворения Лермонтова с указанным произведением Байрона. Кроме того, мы постараемся показать, что исследуемое стихотворение Лермонтова имеет межтекстовые связи и с другими произведениями Байрона, ранее не привлекавшимися для сопоставления. В отношении пяти исследуемых нами произведений Лермонтова мы не обнаружили свидетельств их соотнесения с произведениями Байрона в прошлом. Для нашего анализа мы привлекаем также данные по стихотворениям Лермонтова и произведениям Байрона, характеризующие особенности их метрики, строфики и рифменной системы, так как иногда именно эти данные способствуют установлению факта литературного влияния, как в случае со стихотворением Лермонтова «Бородино» и стихотворением Т. Кембела «Гогенлинден»1. Введём сокращения: S. P. – «Мне призрак явился», L. I. C. – «Стихи, начертанные на чаше из черепа», S. М. – «Стансы на музыку», Р. С. – «Шильонский узник», Е. А. – «Послание к Августе», S. A. – «Стансы к Августе», Р. – «Паризина», S. С. – «Осада Коринфа», G. – «Гяур», В. А.– «Абидосская невеста», L. – «Лара», С. Н. Р. – Паломничество Чайльд-Гарольда», I. А. – «Ирландская аватара», M. D. S. – «Ода на смерть Шеридана». Художественное влияние стихотворений Байрона «Сон» («Тhe Dream») (1816) и «Тьма» («Darkness») (1816) на стихотворения Лермонтова «Ночь. I» (1830) и «Ночь. II» (1830) изучено довольно основательно2. Наши наблюдения показали, что «Ночь. I» и «Ночь. II» соотносятся и с другими произведениями Байрона. Следующие интертекстуальные связи соединяют «Ночь. I» со стихотворениями «Мне призрак явился» («A Spirit passed before me») (1815) и «Стихи, начертанные на чаше из черепа» («Lines Inscribed upon a Cup Formed from a Scull») (1808): 1. Сын праха <...> (Т. 1, с. 82)
2. Червяк то выползал из впадин глаз, <. . . . . . . . . . . . . . . . .> <. . . . . > и черви умножались; смрадную сырую кожу грызли <...> (Т. 1, с. 83–84)
3. Меня терзало судорожной болью. (Т. 1, с. 83)
Пятистопный ямб (94,5% стихов) и безрифменный стих стихотворения «Ночь. I» не соотносится с четырёхстопным ямбом (100%) и перекрёстной рифмовкой (100%) стихотворения «Стихи, начертанные на чаше из черепа». Стихотворение «Мне призрак явился» написано пятистопным ямбом (100%), как и «Ночь. I». Однако в данном произведении Байрона применена парная рифмовка (100%), а стихотворение Лермонтова написано без рифм. В стихотворении «Ночь. II» мы выявили следующие межтекстовые связи с некоторыми произведениями Байрона: 1. Уснуло всё – и я один лишь не спал. (Т. 1, с. 86)
2. Ничтожество за ними <шагами> оставалось! (T. 1, c. 86)
3. Сын праха и забвения <…> (T. 1, с. 87)
4. Тут невольный трепет По мне мгновенно начал разливаться <…> (T. 1, c. 87)
5. Всё, всё берет она <земля> у нас обманом И не дарит нам ничего <…> (T. 1, c. 87)
«Ночь. II» написана пятистопным ямбом (86,8%) без рифм. «Мне призрак явился» соотносится со стихотворением Лермонтова в области метрики (пятистопный ямб – 100%), не соотносится в области рифмовки (парная рифмовка – 100%). «Стансы на музыку» («Stanzas for Music» (There’s not a joy»)) написаны семистопным ямбом (100%) с парной рифмовкой (100%), «Как хлад объемлет страждущую плоть» («When Coldness wraps this Suffering Clay») – четырёхстопным ямбом (100%) с перекрёстной рифмовкой (100%). Таким образом, два последних стихотворения не имеют соотношений с «Ночь. II» в области стихотворного размера и рифмы. Стихотворение «Отрывок» («На жизнь надеяться страшась») (1830) Лермонтовская энциклопедия не соотносит ни с каким произведением Байрона3. Б. М. Эйхенбаум связывает второй стих «Отрывка» со стихом из «Шильонского узника» (1816)4: Живу, как камень меж камней <...> (Т. 1, с. 112)
Данное стихотворение Лермонтова соотносится с поэмой Байрона также в области метрики. «Отрывок» написан четырёхстопным ямбом, как большинство стихов «Шильонского узника». Мы выявили следующие межтекстовые связи данного стихотворения с другими произведениями Байрона: 1. Мы сгибнем, наш сотрётся след, Таков наш рок, таков закон <...> (Т. 1, с. 114)
В первом примере нет точных соответствий лексики и метра. Однако оба отрывка связывает единство эмоционального фона. В обоих случаях главенствующей является мысль о конце жизни. 2. Другим, чистейшим существам. (Т. 1, с. 114)
3. <. . . . . . . .> А мы Окованы над бездной тьмы. (Т. 1, c. 114)
В области метрики и рифмы «Отрывок» не соотносится с «Darkness» и «The Dream». Данные стихотворения Байрона написаны пятистопным ямбом без рифм. «Отрывок» написан четырёхстопным ямбом с перекрёстной рифмовкой. Как указывает В. Турбин, время Пушкина, Лермонтова, Гоголя «явилось временем культурного самовыявления русской интеллигенции с её характерными противоречиями, исканиями, заблуждениями <…>»5. «<…> Пушкин, Гоголь в идеалах своих были прежде всего идилличны, и возлюбленный образ их творчества – образ уюта, разрушение коего извне или же изнутри него будет восприниматься Лермонтовым как траги ческая неизбежность»6. В. Турбин понимает уют как феномен экзистенциальный: «Уют – рай, и первейший признак его – непосредственное соприкосновение смертного с Богом <…>7. «Два великих художника слова, Пушкин и Гоголь, <…> продолжали вводить самых разных героев в идиллию, видя в ней и себя и Россию <…> Третий, Лермонтов, саркастически им перечил, утверждал: уют невозможен, наступают времена его разрушения <…>»8. В качестве наиболее очевидной иллюстрации своей мысли В. Турбин приводит первые четыре стиха из стихотворения Лермонтова «Предсказание» («Настанет год, России чёрный год») (1830)9 Стихотворение «Предсказание» (1830) ранее не соотносилось с Байроном10. Мы выявили следующие интертекстуальные зависимости, связывающие данное стихотворение с «Darkness»: 1. Когда царей корона упадёт <...> (Т. 1 , с. 136)
2. И пища многих будет смерть и кровь <…> (Т. 1, с. 136)
3. Чтобы платком из хижин вызывать <...> (Т. 1, с. 136)
В обоих примерах заключена мысль об оставлении людьми своего жилища и потери этого жилища. В примере из Лермонтова потеря жилища происходит вследствие смерти его обитателей от чумы, которая будет людей «платком из хижин вызывать». В примере из Байрона потеря жилища происходит вследствие всемирной катастрофы, которая, в конечном итоге, ведёт и к гибели человека. 4. И станет глад сей бедный край терзать <...> (T. 1, c. 136)
«Предсказание» написано пятистопным ямбом, как и «Darkness». Однако в отличие от безрифменного стиха «Darkness», в «Предсказании» – парная рифмовка. О стихотворении «1831-го июня 11 дня» Б. М. Эйхенбаум высказал следующее мнение: «Итог юношеской философской лирики <...> оно не только подводит итог всему намеченному в прежних стихах, но и открывает большие творческие перспективы. <...> Жанр этого стихотворения восходит к Байрону («Ерistle to Augusta») <...>11. Основываясь на идеях Эйхенбаума, мы выявили следующие межтекстовые связи «1831-го июня 11 дня» с «Посланием к Августе» («Ерistle to Augusta») 1. Моя душа, я помню, с детских лет Чудесного искала. <...> (Т. 1, с. 177)
2. Как часто силой мысли в краткий час Я жил века <...> (Т. 1, с. 177)
3. Известность, слава, что они? – а есть У них над мною власть; и мне они Велят себе на жертву всё принесть <...> (Т. 1, с. 178)
4. Что на земле прекрасней пирамид Природы, этих гордых снежных гор? <. . . . . . . . . . . . > Вершины скал; ничто не вредно им. (Т. 1, с. 182)
Примеры, приведённые в пункте N 4, объединяет общность эмоционального фона, в основе которого – восхищение горами. Одинакова и их композиционная функция, заключающаяся в создании эмоциональной паузы между философскими рассуждениями. 5. Жизнь ненавистна, но и смерть страшна. (Т. 1, с. 184)
«1831-го июня 11 дня» (256 стихов) по объёму ровно в два раза превышает «Epistle to Augusta» (128 стихов). Каждое из стихотворений написано пятистопным ямбом (100% стихов). «Epistle to Augusta» Байрон пишет октавами (рифмовка – абабабвв). Стихотворение Лермонтова написано восьмистишиями с рифмовкой абабввгг. Система рифмовки в строфе «1831-го июня 11 дня» отличается от системы рифмовки в строфе «Epistle to Augusta» использованием парной, а не перекрёстной рифмы для пятого и шестого стиха. Нами обнаружены межтекстовые связи «1831-го июня 11 дня» и с другими произведениями Байрона: 1. Как часто силой мысли в краткий час Я жил века, и жизнею иной <...> (Т. 1, с. 177)
2. Так в трещине развалин иногда Берёза вырастает молода < . . . . . . . . . > И украшает сумрачный гранит <...> (Т. 1, с. 180)
3. И зелена и взоры веселит <…> (Т. 1, с. 180)
4. <…> Беззащитно предана Порыву бурь и зною, наконец Увянет преждевременно она <…> (Т. 1, с. 181)
5. Но с корнем не исторгнет никогда Мою березу вихрь: она тверда <…> (Т. 1, с. 181)
6. <...> берёзы две иль три <...> (Т. 1, с. 183)
Четырёхстопный ямб «Стансов к Августе» («When all around grew drear and dark»), «Паризины» и четырёхстопный дактиль восемнадцатой строфы «Осады Коринфа», откуда взят наш шестой пример; преобладание только парной или только перекрёстной рифмовки в этих произведениях; астрофический стих «Стансов к Августе» и строфы разного объёма «Паризины» и «Осады Коринфа» не соотносятся с особенностями метрики, строфики и системы рифмовки стихотворения «1831-го июня 11 дня». По мнению Лермонтовской энциклопедии, о влиянии стихотворения Байрона «The Dream» на стихотворение Лермонтова «Видение» (1831) «свидетельствует общий эмоциональный тон, сходство отдельных сюжетных и композиционных элементов»12. О более конкретных свидетельствах воздействия Байрона говорит А. Глассе: «Сон» принадлежал к числу наиболее популярных в России произведений Байрона. В разных стихотворениях Лермонтова мы встречаем восходящие к нему образы, строки и эпизоды («Видение» («Я видел юношу...»))13. Мы выявили конкретные интертекстуальные связи «Видения» и «The Dream»: 1. <…> он был верхом На серой, борзой лошади – и мчался <…> (Т. 1, с. 230) <…>
2. <…> Он вышел мрачно, твёрдо, Прыгнул в седло и поскакал стремглав <…> (Т. 1, с. 204)
3. Мой сон переменился невзначай <…> (Т. 1, с. 205)
4. Я видел комнату; в окно светил Весенний, тёплый день; и у окна Сидела дева, нежная лицом, С очами полными душой и жизнью; И рядом с ней сидел в молчаньи мне Знакомый юноша <…> (Т. 1, с. 205)
5. И юноша спокойней, мнилось, был Затем, что лучше он умел таить И побеждать страданье. … (Т. 1, с. 205)
6. <…> не смел вздохнуть <…> (Т. 1, с. 205)
«Видение», как и «The Dream», написано пятистопным ямбом без рифм. Мы выявили межтекстовые связи данного стихотворения Лермонтова с другими произведениями Байрона: 1. Я видел юношу: он был верхом На серой, борзой лошади – и мчался Вдоль берега крутого Клязьмы. <…> (Т. 1, с. 203)
Говоря о приёме риторических вопросов в романе «Герой нашего времени», П. Дебрецени указывает на приведенный выше стих поэмы «Гяур» как на «самый общеизвестный пример этого приёма» в литературе14
Как и Гяур, герой Лермонтова скачет по берегу. В «Гяуре» – это берег моря. В «Видении» – берег реки Клязьмы.
2. И месяц в облаках блистал и в волнах <…> (Т. 1, с. 203)
3. И чёрный взор искал чего-то всё В туманном отдаленьи <…> (Т. 1, с. 203)
4. Он мчится. Звучный топот по полям Разносит ветер <…> (Т. 1, с. 203)
5. <…> натянул бразды, толкнул Коня <…> (Т. 1, с. 204)
6. Как мрамор бледный и безгласный, он Стоял… <…> (Т. 1, с. 204)
7. <…> Века ужасных мук равны Такой минуте. <…> (Т. 1, с. 204)
8. Вдруг сон тяжелый вырвался из груди <…> (Т. 1, с. 204)
9. <…> И поскакал стремглав, Как будто бы гналося вслед за ним Раскаянье… <…> (Т. 1, с. 204)
10. И юноша спокойней, мнилось, был Затем, что лучше он умел таить И побеждать страданье. <…> (Т. 1, с. 205)
11. И юноша смотрел не на неё <…> (Т. 1, с. 205)
«Видение» связано интертекстуальными зависимостями с четырьмя восточными поэмами Байрона. Наибольшее количество связей приходится на «Паризину» (1816) (4 случая) и, особенно, на «Гяура» (1813) (9 случаев). «Видение» не соотносится с четырьмя связанными с ним поэмами в области метрики и рифмы. В поэмах преобладает четырёхстопный ямб с парной рифмовкой. «Видение» написано пятистопным ямбом без рифм. Зафиксированные нами факты воздействия восточных поэм Байрона на стихотворения «Видение», «1831-го июня 11 дня» закономерны, так как на лирику Лермонтова 1830–1831, в том числе и любовную, наложила отпечаток концепция байронической поэмы <…>15. Стихотворение «Сон» («Я видел сон: прохладный гаснул день») (1830 или 1831) А. Глассе называет наряду с «Видением» и «11 июля» стихотворением, содержащим «образы, строки и эпизоды», восходящие к «Сну» Байрона16. Мы обнаружили следующие межтекстовые связи данного стихотворения Лермонтова с «The Dream» Байрона: 1. Я видел деву <…> (Т. 1, с. 277)
2. Её рука так трепетна была, <. . . . . . . . . > И он сидел и с страхом руку жал <…> (Т. 1, с. 277) <…>
3. <…> ах! рано начал он любить <…> (Т. 1, с. 277)
4. И глаз её движенья провожал. (Т. 1, с. 277)
5. Болезнь души, <…> (Т. 1, с. 277)
Стихотворение «Сон», как и «The Dream», написано пятистопным ямбом (100%). Интертекстуальные зависимости соединяют «Сон» также и с другими произведениями Байрона: 1. Я видел сон <…> (Т. 1, с. 277)
2. Луна, взойдя на небе голубом <…> (Т. 1, С. 277)
3. Играла в стёклах радужным огнём <…> (Т. 1, с. 277)
4. Всё было тихо как луна и ночь <…> (Т. 1, с. 277)
5. И ветр не мог дремоты превозмочь. (Т. 1, с. 277)
Данный стих «Сна» Лермонтовская энциклопедия называет реминисценцией из «Полтавы» А. С. Пушкина («Своей дремоты превозмочь / не хочет воздух»)17. Однако Пушкин, в свою очередь, мог создать эти стихи под влиянием приведенной нами строки из «Осады Коринфа» Байрона. По нашему мнению, в данном случае следует говорить о полигенетической рецепции. 6. <…> как последний сон Души, на небо призванной, она Сидела тут пленительна, грустна <…> (Т. 1, с. 277)
«Сон» Лермонтова связан интертекстуальными зависимостями с четырьмя восточными поэмами Байрона и стихотворением «Darkness». С «Darkness» «Сон» связывает общность стихотворного размера. Оба стихотворения написаны пятистопным ямбом. С «Ларой» стихотворение Лермонтова соотносится в области метрики и рифмы – пятистопный ямб и парная рифмовка в обоих произведениях. С тремя другими восточными поэмами «Сон» связывает преобладающее использование в них парной рифмовки. А. Глассе говорит о стихотворении «11 июля» (1830 или 1831) как об испытавшем воздействие со стороны «The Dream» Байрона18. Лермонтовская энциклопедия не отмечает связи данного стихотворения с творчеством Байрона, однако говорит о близости «11 июля» к стихотворениям «Сон» («Я видел сон: прохладный гаснул день») и «Видение»19, в которых мы обнаружили много межтекстовых связей с восточными поэмами Байрона, его стихотворениями «The Dream» , «Darkness». Мы выявили следующие межтекстовые связи «11 июля» с «The Dream»: 1. И возле девы молодой, <. . . . . . . . > Стоял я <…> (Т. 1, с. 286)
2. <…> чуть живой <…> (Т. 1, с. 286)
3. И с головы её бесценной Моих очей я не сводил. (Т. 1, с. 286)
Четырёхстопный ямб и перекрёстная рифмовка «11 июля» не соотносятся с пятистопным ямбом и безрифменным стихом «The Dream». Мы выявили также, что стихотворение «11» июля связано и с другими произведениями Байрона: 1. Ужель всё было сновиденье: <. . . . . . . . . . > И сном никак не может быть <…> (Т. 1, с. 286) <…>
Следующий стих из «11 июля» соотносится с пятым стихотворным абзацем второй песни «Абидосской невесты» (1813), где говорится о свете лампы, которая горит в окне башни Зулейки, и диване в комнате Зулейки, где лежат янтарные бусы, амулет и пр.: 2. И ложе девы, и окно <…> (Т. 1, с. 286)
«11 июля» написано четырёхстопным ямбом, основным стихотворным размером «Абидосской невесты». Стихотворение «Первая любовь» (1830–1831) Лермонтовская энциклопедия не соотносит с творчеством Байрона20. А. Глассе говорит о параллелях образов в данном стихотворении Лермонтова и стихотворении Байрона «When I Roved a Young Highlander» (1808)21, приводя в качестве иллюстрации первые четыре стиха второй строфы данного произведения Байрона. «Стихотворение Байрона «Когда я как горец…» («When I Roved a Young Highlander») <…> обращено к недавней юности поэта. Это воспоминание о его первой горестной «вечной любви»22. Мы выявили следующую интертекстуальную зависимость, связывающую данное стихотворение Лермонтова с указанным стихотворением Байрона: На мягком ложе сна не раз во тьме ночной, <. . . . . . . . . . . . . . > Я предавал свой ум мечте непобедимой. Я видел женский лик, <…> (Т. 1, с. 287)
«Первая любовь» не соотносится со стихотворением Байрона в области метрики и рифмы. Стихотворение Лермонтова написано александрийским стихом, «When I Roved a Young Highlander» написано трёхсложниками (приведенные мною стихи – амфибрахий четырёхстопный) с перекрестной рифмовкой. О стихотворении «Мой дом» (1830–1831) Алексей Н. Веселовский очень кратко сказал в постраничном комментарии своей монографии «Западное влияние в новой русской литературе»: «<…> в стихотворе-нии «Мой дом везде, где есть небесный свод» тема взята из Гарольда <…>»23. Опираясь на это указание, мы выявили межтекстовые связи данного стихотворения Лермонтова с «Паломничеством Чайльд-Гарольда» (1809–1818) Байрона: 1. Мой дом везде, где есть небесный свод <. . . . . . . . . . . . . > Но для поэта он не тесен. До самых звёзд он кровлей досягает <…> (Т. 1, с. 291)
2. Пространство без границ <…> (Т. 1, с. 291)
Наши примеры взяты из строф, завершающих последнюю, четвертую песнь «Паломничества Чайльд-Гарольда». Эмоциональный фон этой части поэмы Байрона (строфы 176–180 и 182–184) наиболее соответствует эмоциональному фону стихотворения «Мой дом». Герой Байрона восторгается солнцем, землёй, морем, пустыней, снова морем и океаном, могуществом океана, радостью жизни в гармонии с природой, он желает «смешаться со Вселенной». Мысль о гармонии человека и Вселенной передана в стихотворении «Мой дом» более сжато и обобщённо. Лермонтов упоминает «небесный свод», звёзды, «пространство без границ». «Мой дом» соотносится с «Паломничеством Чайльд-Гарольда» в области метрики и рифмы. Стихотворение Лермонтова написано пятистопным ямбом (50%) и четырёхстопным ямбом (50%) с перекрёстной рифмовкой. «Паломничество Чайльд-Гарольда» написано спенсоровой строфой (кроме вставных песен). Девятый (заключительный) стих данной строфы – ямб шестистопный. Остальные восемь стихов – ямб пятистопный. Мы выявили следующую межтекстовую связь стихотворения «Мой дом» с «Посланием к Августе» («Epistle to Augusta»): 3. Мой дом везде, где есть небесный свод <…> (Т. 1, с. 291)
«Epistle to Augusta» написано пятистопным ямбом (100%). В стихотворении «Мой дом» также используется пятистопный ямб (50%). Большая часть стихов (75%) в «Epistle to Augusta» соединены перекрёстной рифмовкой. В стихотворении «Мой дом» – 100%. Таким образом, данные стихотворения соотносятся в области метрики и рифмы. Стихотворение «Романс» («Хоть бегут по струнам моим звуки веселья») (1830–1831) А. Глассе связывает со стихотворениями Байрона «Стансы на музыку» («Stanzas for Music» («I speak not, I trace not…»)) (1814) и «Stanzas for Music» («There’s not a joy…») (1815), приводя примеры интертекстуальных зависимостей24. Мы выявили следующие межтекстовые связи данного стихотворения Лермонтова с «Ирландской аватарой» («The Irish Avatar») Байрона: 1. Но в сердце разбитом есть тайная келья <…> (Т. 1, с. 320)
Вторая группа примеров иллюстрирует трагическую мысль о невозможности вернуться в родной край. В стихотворении Лермонтова причиной такой невозможности является буйство стихии. В стихотворении Байрона невозможность возврата мотивируется политическими причинами. В обоих случаях значимым является берег как граница невозврата. Пловец Лермонтова не может достигнуть берега и, тем самым, вернуться в родной край из-за бури. Эмигрант Байрона находится на берегу, который он должен вот-вот покинуть, так как приближение к берегу и возврат на родину означает обретение рабства. Присутствующее в обоих случаях желание находиться в родном краю нереализуемо. А потеря родины ассоциируется с водной стихией, вырваться из которой не может пловец Лермонтова и удалиться на просторы которой должен эмигрант Байрона. Таким образом, можно говорить о некоторой общности содержания приводимых отрывков и единстве их эмоционального фона при разнице лексики и синтаксического строения. 2. И с криком пловец без надежд воротиться Жалеет о крае родном. (Т. 1, с. 320)
«Романс» написан сочетанием четырёхстопного (11 стихов), трёхстопного (11 стихов), двухстопного (1 стих) амфибрахия и четырёхстопного анапеста (1 стих). Рифмовка – перекрёстная (100%). «Ирландская аватара» («The Irish Avatar») соотносится с «Романсом» в области метрики, строфики и рифмы. Данное стихотворение Байрона написано сочетанием четырёхстопного амфибрахия и четырёхстопного с перекрёстной рифмовкой. «Романс», как и «Ирландская аватара», написан четверостишиями. Из двух произведений Байрона, которые А. Глассе связывает с «Романсом», только одно («Stanzas for Music» («I speak not, I trace not…»)) имеет параллели со стихотворением Лермонтова в отношении стихотворного размера и строфической организации. Данное произведение Байрона написано четырёхстопным амфибрахием и четырёхстопным анапестом, строфа состоит из четырёх стихов. Парная рифмовка (100%) не соответствует перекрёстной рифмовке лермонтовского «Романса». Другое стихотворение Байрона «Stanzas for Music» («There’s not a joy…») не соотносится с «Романсом»: семистопный ямб и парная рифмовка. Стихотворение «Люблю я цепи синих гор» (1832) традиционно не соотносят с творчеством Байрона25. А. Глассе говорит, что описание заката в горах, которое присутствует в данном стихотворении Лермонтова, может восходить к стихотворению Байрона «Лох-на-Гар» («Lachin y Gair»), которое в свою очередь «основано на литературных реминисценциях»26, и соответствующим описаниям поэмы «Остров» («The Island») (1823). «<…> стихи, английского поэта, обращённые к горам, и «отзываются» в строке «Любил закат в горах…» <(«К***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья»))>. <…> Закат в горах был описан поэтом неоднократно; ему посвящены целые поэтические этюды, как, например, «Люблю я цепи синих гор»27. Говорить здесь можно, вероятно, только о единстве эмоционального фона. Никаких конкретных интертекстуальных зависимостей, соединяющих «Люблю я цепи синих гор» с указанными произведениями Байрона, мы не обнаружили. Мы выявили следующие межтекстовые связи стихотворения «Люблю я цепи синих гор» с другими произведениями Байрона: 1. Люблю я цепи синих гор, <. . . . . . . . > Ярка без света и красна Всплывает из-за них луна <…> (Т. 2, с. 7)
2. <…> как южный метеор <…> (Т. 2, с. 7)
3. Туманный месяц и меня И гриву и хребёт коня Серебристым блеском осыпал <…> (Т. 2, с. 7)
4. Я чувствовал, как конь дышал <…> (Т. 2, с. 7)
Стихотворение «Люблю я цепи синих гор» написано четырёхстопным ямбом, как стихотворные абзацы «Осады Коринфа», «Гяура», из которых мы привели примеры межтекстовых связей. Четырёхстопный ямб является доминирующим стихотворным размером в восточных поэмах, как и парная рифмовка, которая применена Лермонтовым в «Люблю я цепи синих гор». Лермонтов стал известен читающей России после стихотворения «Смерть поэта». Слава эта имела литературную и политическую составляющую. Так же прославился и Байрон. 27 февраля 1812 года он произнес в Парламенте знаменитую речь в поддержку луддитов. 29 февраля 1812 года напечатали первые две песни «Паломничества Чайльд-Гарольда». Потрясение от смелой политической позиции соединилось в читающей среде с впечатлением от ярчайшего события литературной жизни, и 10 марта Байрон «проснулся знаменитым». «<…> байронизм Лермонтова <…> указал исход для возмущённого общественною неправдой чувства; он внушил ему железный стих его оды на смерть Пушкина, впервые <…> показавшей современникам всю меру изумительного таланта нового поэта <…>»28. В стихотворении «Смерть» поэта (1837) мы выявили следующие межтекстовые связи с некоторыми произведениями Байрона: 1. Пал, оклеветанный молвой, <. . . . . . . . . . . > Не вы ль сперва так злобно гнали Его свободный, смелый дар <…> (Т. 2, с. 84)
2. <…> к чему теперь рыданья <…> (Т. 2, с. 84)
3. Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! <. . . . . . . . . . . . .> Но есть и божий суд, наперсники разврата! (Т. 2, с. 86)
Соотношения стихотворного размера «Ода на смерть Шеридана» (1816) и «На смерть юной леди» (1802) не соотносятся со «Смертью поэта», так как написаны пятистопным ямбом, а стихотворение Лермонтова написано вольным ямбом. 80,6% стихов «Смерти поэта» соединены перекрёстной рифмовкой. Это приближается к уровню использования перекрёстной рифмовки в стихотворении «На смерть юной леди» (100%). В «Оде на смерть Шеридана» использована парная рифмовка (100%). В стихотворении «Ветка Палестины» (1836 или 1837)29 Лермонтов использует древнее название Иерусалима Солим. Байрон употребляет данный вариант названия Иерусалима в цикле «Hebrew Melodies» (1814–1815). Стихотворения данного цикла являются переложениями библейских текстов. «Поэзия Ветхого Завета была близка Байрону в связи с его общим интересом к «восточным темам». Поэзия Библии подсказывала ему ряд трагических мотивов и образов, созвучных его собственным поэтическим настроениям»30. Байрон широко вводил в свои стихи древний термин «Солим» <…> Лермонтов ввёл этот термин в русскую поэзию в своих ранних «Еврейских мелодиях» и в знаменитой «Ветке Палестины»31 Влияние «Еврейских мелодий Байрона» на стихотворение «Ветка Палестины» со стихотворениями данного цикла Байрона: 1. У вод ли чистых Иордана <…> (Т. 2, с. 87)
2. Ночной ли ветр в горах Ливана Тебя сердито колыхал? (Т. 2, с. 87)
3. Солима бедные сыны? (Т. 2, с. 87)
«Ветка Палестины» написана полностью четырёхстопным ямбом (100%) с перекрёстной рифмовкой (100%). Таким образом, «Ветка Палестины» не имеет параллелей в отношение стихотворного размера и системы рифмовки со стихотворением «На берегах Иордана» («On Jordan’s banks»), которое написано пятистопным ямбом (100%) с парной рифмов- кой (100%). В стихотворении «У рек вавилонских мы сидели, рыдая» («By the Rivers of Babylon we sat down and wept») применена перекрёстная рифмовка (100%), так же как и в «Ветке Палестины». Однако данное стихотворение Байрона в отличие от стихотворения Лермонтова написано трёхсложными стопами с переменной анакрузой. Особенности рифмовки и метрики «Ветки Палестины» наиболее соответствуют особенностям рифмовки и метрики стихотворения «Газель» («The Wild Gazelle»). Дан- ное стихотворение Байрона написано в основном четырёхстопным ямбом (66,7%) с преобладанием перекрёстной рифмовки (66,7%). В тексте «Ветки Палестины» мы видели также две аллюзии на стихи «The Wild Gazelle». В первом случае речь идёт о тени пальмы в летний зной, во втором случае – о гибели пальмы: 1. И пальма та жива ль поныне? Всё так же ль манит в летний зной <. . . . . . . . . . > Широколиственной главой? (Т. 2, с. 87)
2. Или в разлуке безотрадной Она увяла, <…> (Т. 2, с. 87)
Мы выявили межтекстовые связи стихотворения «Ветка Палестины» с тремя стихотворениями Байрона из цикла «Еврейские мелодии». На два из них – «By the Rivers of Babylon we sat down and wept» и «The Wild Gazelle» – приходится три словоупотребления Salem из пяти, встречающихся в «Еврейских мелодиях». Содержание стихотворения «Завещание» («Наедине с тобою, брат») (1840) напоминает содержание сорокового стихотворного абзаца поэмы Байрона «Гяур» (1813). В стихотворении Лермонтова – предсмертная просьба русского военного передать привет родному краю и своей возлюбленной. «Естественнее всего предположить, что перед нами монолог офицера, который умирает в госпитале и прощается с однополчанином. <…> последние его мысли устремляются к родине, к девушке, которую он любил и до сих пор любит»32. При этом «Герой «Завещания» наделен конкретно-психологическими чертами человека 30-х годов <...>»33. В поэме Байрона – предсмертная просьба Гяура передать в родной край другу юности кольцо и рассказ о своей кончине. В последние часы жизни Гяур думает о погибшей возлюбленной Лейле. Исповедь Гяура, частью которой является сороковой стихотворный абзац поэмы, представляет собой монолог героя о жизни и любви. Мы выявили следующие межтекстовые связи «Завещания» с соответствующим стихотворным абзацем «Гяура»: 1. Скажи им, <. . . . . > <. . . . . . . . > Что умер <…> (Т. 2, с. 174)
2. Ты расскажи всю правду ей <…> (Т. 2, с. 174)
3. Пускай она поплачет… (Т. 2, с. 175)
В «Завещании» два стиха начинаются «Скажи <…>», один стих – «Ты расскажи <…>». В соответствующем стихотворном абзаце «Гяура» один стих начинается «Say <…>», один стих – «Tell him <…>» и ещё один стих – «And tell him <…>». «Завещание» состоит из четырёх строф. В каждой строфе – восемь стихов. Первый, третий, пятый и шестой стихи написаны четырёхстопным ямбом. Второй, четвёртый, седьмой и восьмой стихи – трёхстопным ямбом. Система рифмовки – абабввГГ. Таким образом, «Завещание» написано четырёхстопным ямбом (50%) и трёхстопным ямбом (50%). 50% стихов соединены парной рифмовкой и 50% – перекрёстной. Соответствующий стихотворный абзац в «Гяур» написан четырёхстопным ямбом. Стихи данного абзаца соединены перекрёстной, парной и опоясывающей рифмовкой. Однако какой-либо чёткой системы рифмования, когда после определённого количества стихов, объединённых той или иной рифмовкой, следует определённое количество стихов, объединённых другой рифмовкой, в указанном абзаце не существует. Парная рифмовка объединяет 64,1% стихов данного абзаца, перекрёстная – 30,8%. Кроме того, «Завещание» (32 стиха) по объёму почти равно указанному стихотворному абзацу (39 стихов) «Гяура». В стихотворении «Прощай, немытая Россия» (1841) мы выявили следующие межтекстовые связи со стихотворением Байрона «Farewell to Malta» (Прощание с Мальтой) (1811): 1. Прощай, немытая Россия <…> (Т. 2, с. 191)
2. И вы, мундиры голубые (Т. 2, с. 191)
Третий и четвёртый стих строфы первой данного стихотворения Лермонтова начинаются обращениями: «И вы, мундиры голубые, / И ты, им преданный народ». В стихотворении Байрона семь стихов начинаются: «Adieu ye <…>», три стиха «Adieu thou <…>». Как известно, в языке литературы каждое значимое слово – тема34. Посмотрим второй и третий стих байроновского «Прощания с Мальтой»:
Слова «солнце» и «пот» вводят тему немытого тела. У Лермонтова есть соответствующий эпитет («Прощай, немытая Россия»). «Дворец» – тему власти и, следовательно, подчиняющихся ей рабов и народа («Страна рабов, страна господ… И ты, им преданный народ»). «Прощай, немытая Россия» написано четырёхстопным ямбом, как и «Прощание с Мальтой». В отношение рифмовки стихотворение Лермонтова и стихотворение Байрона не соотносятся. В «Прощай, немытая Россия» применена перекрёстная рифмовка, в «Прощании с Мальтой» – парная. Мы исследовали шестнадцать стихотворений Лермонтова, охватывающих период с 1830 по 1841 годы. Одиннадцать из этих стихотворений исследователи в разное время связывали с теми или иными произведениями Байрона, иногда приводя примеры межтекстовых связей («Отрывок» («На жизнь надеяться, страшась») и «Шильонский узник»; «Романс» («Хоть бегут по струнам моим звуки веселья») и «Stanzas for Music»), но чаще ограничиваясь обобщенными указаниями, которые могут служить хорошей основой для дальнейших исследований: «Жанр этого стихотворения < «1831-го июня 11 дня»> восходит к Байрону («Epistle to Augusta») <…>»36. «<…> в стихотворе- нии «Мой дом везде, где есть небесный свод» тема взята из Гарольда <…>»37 Из этих одиннадцати стихотворений три стихотворения были соотнесены со «Сном», два – со «Сном» и «Тьмой» одновременно; по одному – с «Посланием к Августе», «Когда я как горец…», с «Паломничеством Чайльд-Гарольда», со «Стансами на музыку» (два стихотворения с одинаковым названием) и с «Шильонским узником». В отношении стихотворения «Люблю я цепи синих гор» было высказано предположение о возможности его соотнесения с «Lachin y Gair» и некоторыми описаниями поэмы «The Island». Мы выявили двадцать две интертекстуальные зависимости, иллюстрирующие наличие связи между шестью стихотворениями Лермонтова (из одиннадцати) и указанными произведениями Байрона. Наши исследования не подтвердили наличие связи между «Люблю я цепи синих гор», «Lachin y Gair» и «The Island». Мы не выявили ни одной интертекстуальной зависимости, связывающей данные произведения. Мы обнаружили пятьдесят три межтекстовые связи, соединяющие указанные одиннадцать стихотворений Лермонтова с пятнадцатью произведениями Байрона, с которыми данные стихотворения Лермонтова ранее не сопоставлялись. На пять стихотворений Лермонтова (из исследованных нами шестнадцати) влияния творчества Байрона не отмечалось вообще. Мы выявили пятнадцать интертекстуальных зависимостей, связывающих данные стихотворения с восемью произведениями Байрона. Таким образом, нами было выявлено девяносто межтекстовых связей, соединяющих шестнадцать стихотворений Лермонтова с двадцатью пятью произведениями Байрона. Суммируя факты, выявленные нами и предшествующими исследователями, можно говорить о том, что из шестнадцати стихотворений Лермонтова, рассмотренных в данной главе, четыре стихотворения связаны интертекстуальными зависимостями с одним произведением Байрона, три стихотворения связаны с двумя и ещё четыре – с тремя произведениями Байрона. Одно стихотворение Лермонтова соединено межтекстовыми связями с четырьмя произведениями Байрона и четыре стихотворения – с пятью произведениями Байрона. Стихотворение Лермонтова «Сон» (26 стихов) связано одиннадцатью интертекстуальными зависимостями с пятью произведениями Байрона. Это наибольшее количество интертекстуальных зависимостей на соответствующий объём стихов среди шестнадцати исследованных нами стихотворений Лермонтова . Пять произведений Байрона – это самое большое количество произведений, с которыми имеют межтекстовые связи стихотворения Лермонтова, описанные в данной главе. Кроме того, с двумя из этих пяти произведений Байрона «Сон» Лермонтова связывает общность стихотворного размера и системы рифмовки. Таким образом, из всех исследованных нами в данной главе стихотворений Лермонтова «Сон» в наибольшей степени испытал влияние поэм и стихотворений Байрона. В наименьшей степени такому воздействию подверглось стихотворение «Смерть поэта» (72 стиха). Оно связано только тремя интертекстуальными зависимостями с двумя произведениями Байрона. Это – наименьшее количество интертекстуальных зависимостей на соответствующий объём стихов среди исследованных нами стихотворений Лермонтова. Кроме того, одно из стихотворений Байрона, которое связано со «Смертью поэта» интертекстуальными зависимостями, не имеет с ним соотношений в области метрики и системы рифмовки. Другое стихотворение Байрона не имеет соотношений со «Смертью поэта» в области стихотворного размера. Большинство произведений Байрона, которые оказали влияние на стихотворения Лермонтова, рассмотренное в данной главе, можно разделить на четыре группы: ранние стихотворения Байрона; восточные поэмы; стихотворения 1816 года, написанные после отъезда Байрона из Англии, и четвёртая песнь «Паломничества Чайльд-Гарольда», которая по времени написания (1817) и по своему эмоциональному фону наиболее близка данной группе стихотворений. Сюда мы относим также поэму «Шильонский узник» (1816). Четвёртую группу произведений Байрона составляют «Еврейские мелодии». Первая группа (ранние стихотворения) – самая малочисленная. Она включает четыре стихотворения: «Стихи, начертанные на чаше из черепа», «К дубу в Ньюстеде», «Когда я как горец…», «На смерть юной леди». Каждое из этих произведений повлияло только на одно стихотворение Лермонтова из рассмотренных в данной главе. При этом в каждом случае имеет место только одна межтекстовая связь. Наибольшее влияние из указанных четырёх стихотворений Байрона мы зафиксировали со стороны «Когда я как горец…» на стихотворение Лермонтова «Первая любовь». А. Глассе указал на параллели образов в данных стихотворениях38. Мы привели пример межтекстовой связи. Вторую группу произведений Байрона, которые оказали влияние на исследованные в данной главе стихотворения Лермонтова, составляют восточные поэмы. Данное название для шести поэм Байрона («Гяур» (1813), «Абидосская невеста» (1813), «Корсар» (1814), «Лара» (1814), «Осада Коринфа» (1816), «Паризина» (1816)) используют многие исследователи39. Поэма «Гяур» повлияла на три стихотворения Лермонтова, как «Абидосская невеста» и «Осада Коринфа». Однако степень воздействия данных поэм различна. «Гяур» связан с тремя стихотворениями Лермонтова восемнадцатью интертекстуальными зависимостями. «Осаду Коринфа» соединяют с таким же количеством стихотворений Лермонтова восемь межтекстовых связей. В отношении «Абидосской невесты» следует говорить о трёх межтекстовых связях с тремя стихотворениями Лермонтова. Поэма «Паризина» оказала влияние на два стихотворения Лермонтова (шесть межтекстовых связей). «Лару» связывает одна интертекстуальная зависимость с одним стихотворением Лермонтова. Связей шестнадцати исследованных нами стихотворений Лермонтова с поэмой «Корсар» не обнаружено. Таким образом, поэма «Гяур» оказала наибольшее воздействие на рассмотренные в данной главе стихотворения Лермонтова. Из третьей группы, куда мы включили произведения Байрона, написанные в 1816 году, и четвёртую песнь «Паломничества Чайльд- Гарольда», наибольшее влияние на стихотворения Лермонтова оказали «The Dream» (16 межтекстовых связей с пятью стихотворениями Лермонтова). Семь интертекстуальных зависимостей соединяют «Послание к Августе» с двумя стихотворениями Лермонтова. «Стансы к Августе» («Когда был страшный мрак кругом») повлияли на одно стихотворение Лермонтова (две межтекстовые связи). Влияние «Оды на смерть Шеридана» и четвёртой песни «Паломничества Чайльд- Гарольда» распространяется также на одно стихотворение Лермонтова в каждом случае. И то, и другое произведение Байрона связывают со стихотворениями Лермонтова две интертекстуальные зависимости. «Шильонский узник» связан единством интертекстуальной зависимости с одним произведением Лермонтова. Четвертую группу произведений Байрона, оказавших влияние на исследованные в данной главе стихотворения Лермонтова, составляют пять стихотворений из цикла «Еврейские мелодии». Из этих пяти произведений наибольшее воздействие на стихотворения Лермонтова оказало стихотворение «Мне призрак явился». Оно соединено пятью межтекстовыми связями с двумя стихотворениями Лермонтова. «Как хлад объемлет страждущую плоть» соединено двумя интертекстуальными зависимостями с одним стихотворением Лермонтова. «Газель», «На берегах Иордана», и «У рек вавилонских мы сидели, рыдая» оказали влияние на одно произведение Лермонтова (одна межтекстовая связь на каждое стихотворение Байрона). Таким образом, из всех произведений Байрона, которые оказали воздействие на стихотворения Лермонтова, описанные в данной главе, наибольшее влияние было зафиксировано со стороны «Сна» («The Dream») и «Гяура». Наши исследования выявили шестнадцать межтекстовых связей «The Dream» с пятью стихотворениями Лермонтова. Поэму «Гяур» соединяют восемнадцать межтекстовых связей с тремя стихотворениями Лермонтова. «В отличие от Жуковского, Рылеева, даже от Пушкина его <Лермонтова> влечёт не столько байроническая поэма <…>, хотя и её отголоски опознаваемы, особенно в «кавказских» юношеских поэмах. Влечёт его скорее лирика – причём трагическая лирика, «Еврейские мелодии», стихи 1816 г., написанные сразу после изгнания и представляющие собой самую глубокую у Байрона самохарактеристику, либо стихи, навеянные памятью о первой любви <…>»40. Наши исследования стихотворений Лермонтова подтвердили правоту второй части данного утверждения и ошибочность первой. Из шестнадцати стихотворений Лермонтова, исследованных в данной главе, шесть испытали воздействие пяти восточных поэм Байрона (36 межтекстовых связей). Ещё в двух стихотворениях Лермонтова зафиксировано влияние «Шильонского узника» и «Паломничества Чайльд-Гарольда». Из шести стихотворений Лермонтова, испытавших воздействие восточных поэм Байрона, в отношении трёх это воздействие оказалось решающим. «Видение» соединено шестнадцатью межтекстовыми связями с четырьмя восточными поэмами, а с «The Dream» Байрона – только восемью межтекстовыми связями. Стихотворения «Завещание» и «Люблю я цепи синих гор» связаны интертекстуальными зависимостями только с восточными поэмами (8 зависимостей). Данные интертекстуальные зависимости выявлены впервые нами. Влияние восточных поэм Байрона отчётливо ощущается не только в «кавказских» юношеских поэмах Лермонтова, но и в других его поэмах, о чем речь пойдет в следующей главе. Примечания. 1 Баевский В. С. Из разысканий о Пушкине и Лермонтове // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – 1983. – Т. 42. – №5. 2. «Ночь. I», «Ночь. II», «Ночь. III» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 345. 3. «Отрывок» // Лермонтовская энциклопедия… С. 359. 4. Эйхенбаум Б. М. Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки // О литературе: Работы разных лет. – М.: Советский писатель, 1987. – С. 187. 5. Турбин В. Пролог к восстановленной, но неизданной авторской редакции книги «Пушкин. Гоголь. Лермонтов.» (1993). Публикация О. В. Турбиной и А. Ю. Панфилова // Вопросы литературы, 1997, Январь–Февраль. – С. 61. 6. Турбин В. Пролог к восстановленной, но неизданной авторской редакции книги «Пушкин. Гоголь. Лермонтов»… С. 81–82. 7. Турбин В. Пролог к восстановленной, но неизданной авторской редакции книги «Пушкин. Гоголь. Лермонтов»… С. 82. 8. Там же. 9. Там же. 10. «Предсказание» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 444. 11. Эйхенбаум Б. М. Литературная позиция Лермонтова // Статьи о Лермонто- ве. – М.–Л.: Издательство АН СССР, 1961. С. 48–49. 12. «Видение» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 86. 13. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. – С. 96. 36 14. Дебрецени П. «Герой нашего времени» и жанр лирической поэмы // Михаил Лермонтов, 1814–1989: [Материалы Норвичского симпозиума, 1989.] – СПб.: Максима, 1992. – С. 75. 15. Лермонтов // Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1994. Т. 3. – С. 330. 16. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. – С. 96. 17. «Сон» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 523 18. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. С. 96. 19. «11 июля» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. С. 351. 20. «Первая любовь» // Лермонтовская энциклопедия… С. 370. 21. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. – С. 94. 22. Никольская Л. И. Стилистика оригинала и перевод [Д. Г. Байрон в переводах В. Брюсова] // Вопросы лингвостилистики романо-германских языков. – Смоленск, СГПИ, 1975. – С. 11. 23. Веселовский А. Западное влияние в новой русской литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 183 24. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. – С. 104–105. 25. «Люблю я цепи синих гор» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 268. 26. Алексеев М. П. Байрон и фольклор // Английская литература: Очерки и исследования. – Л.: Наука, 1991. – С. 360. 27. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. – С. 92–93. 28. Веселовский А. Западное влияние в новой русской литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 186. 29. «Ветка Палестины» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 84. 30. Жирмунский В. М. Байрон // Из истории западноевропейских литератур. – Л.: Наука, 1981. – С. 211. 31. Гроссман Л. Лермонтов и культуры востока // ЛН. Т. 43–44. – М.: Наука, 1941. – С. 718 32. Баевский В. С. История русской поэзии: 1730–1980 гг. Компендиум. – М.: Интерпракс, 1994. – С. 144–145. 33. Коровин В. И. Лирический голос поколения // М. Ю. Лермонтов в школе: Пособие для учителя / Составитель А. А. Шагалов. – М.: Просвещение, 1976. – С. 40 34. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. – Л., Наука, 1977. – С. 30–31. 35. Сирокко – итальянское слово, обозначающее южный или юго-восточный ветер, дующий из пустынь северной Африки, или Аравийского полуострова, и приносящий с собой много пыли и песка. 36. Эйхенбаум Б. М. Литературная позиция Лермонтова // Статьи о Лермонтове. – М.–Л.: Издательство АН СССР, 1961. – С. 49. 37. Веселовский А. Западное влияние в новой русской литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 183. 38. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сб. статей // АН СССР. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом)] – М. Наука, 1979. – С. 94. 39. Kroeber K. Romantic Narrative Art. – Madison, 1960. – P. 139; Marchand L. A. Byron’s Poetry. A Critical Introduction. – Boston, 1965. – P. 67; Quennell P. Byron. The Years of Fame. – London, 1967. – P. 187; Blackstone B. Byron. Lyric and Romance. – London, 1970. – P. 21; Кургинян М. С. Джордж Байрон. – М.: ГИХЛ, 1958. – С. 46; Чудаков С. Б. Байрон и события 1813– 1815 гг. // Труды кафедры русской и зарубежной литературы Казахского государственного университета, вып. 3. – Алма-Ата: КГУ, 1961. – С. 85; Клименко Е. П. Английская литература первой половины XIX века. – Л.: Изда- тельство ЛГУ, 1971. – С. 41–48; Дьяконова Н. Я. Лирическая поэзия Байрона. – М.: Наука, 1975. – С. 74–76; Дубашинский И. А. Поэма Дж. Г. Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда». – Рига: Звайгзне, 1975. – С. 52. 40. Зверев А. М. Байрон в поэтическом сознании Лермонтова // Великий романтик. Байрон и мировая литература: [сб. статей / Отв. ред. С. В. Тураев] – М.: Наука, 1991. – С. 157. ГЛАВА III Поэмы Лермонтова В данной главе мы рассмотрим влияние восточных поэм Байрона на романтические поэмы Лермонтова. «В стремлении объединить эти поэмы в один цикл есть известная логика, подсказанная общими признаками, характерными для всех названий поэм»1. Шесть восточных поэм – «Гяур» (1813), «Абидосская невеста» (1813), «Корсар» (1814), «Лара» (1814), «Осада Коринфа» (1816) и «Паризина» (1816) – «образуют, несмотря на частичные несходства, обособленную и замкнутую гpyппy»2. «Восточные повести», написанные на сюжеты, в центре которых стоят изгои, пираты, разбойники, бунтари, отразили раздумья Байрона о возможностях национально-освободительной войны на Балканах. Об этом свидетельствуют его примечания к первым песням «Паломничества Чайльд-Гарольда» <…> Это явствует из примечания к «Абидосской невесте» <…>3. Восточные поэмы являются важным этапом в развитии байроновского романтизма, и дают целостное представление о лирической поэме Байрона. «В произведениях Байрона лирическая поэма получила наиболее законченную форму, и именно в этой форме она распространилась по всем европейским литературам»4. « <…> бесспорно, что развитие конкретных форм исторического романа или лирической поэмы в первой половине XIX в. было связано в европейских литературах с международными литературными взаимодействиями, с влиянием современных литературных образцов, в первом случае – исторического романа Вальтера Скотта, во втором – лирической поэмы Байрона <…>»5. Ч. Гейли и К. Юнг подчёркивают: «Наилучшее представление о Байроне дают его поэмы <…>»6. Поэтому мы ограничиваем наше сопоставительное исследование использованием данных по шести восточным поэмам, привлекая к рассмотрению некоторые лирические стихотворения Байрона, влияние которых на романтические поэмы Лермонтова было бы нецелесообразно исключать из данной работы . Введем сокращения: G – «Гяур», В. А. – «Абидосская невеста», С. – «Корсар», L. – «Лара», S. C. – «Осада Коринфа», Р. – «Паризина». В наше рассмотрение мы не будем включать наиболее ранние романтические поэмы Лермонтова, написанные до 1830 года. Данные поэмы носят явный ученический характер и написаны в период опосредованного влияния байронизма на творчество Лермонтова. Лермонтов начал изучать английский язык осенью 1829 года7. На 1830 год приходится период интенсивного знакомства Лермонтова с произведениями Байрона в оригинале и с творчеством других английских авторов. Поэтому о непосредственном художественном воздействии творчества Байрона на творчество Лермонтова целесообразно говорить начиная с 1830 года. Исследуя поэмы Лермонтова, мы строим нашу работу следующим образом. Прежде всего, мы стараемся определить наиболее внешние факты байроновского влияния. Мы изучаем подзаголовки, эпиграфы, имена персонажей, рассматриваем то, как и в каких условиях создавалось произведение. Далее мы пытаемся выявить конкретные межтекстовые связи романтических поэм Лермонтова с восточными поэмами и некоторыми стихотворениями Байрона. Затем мы сравниваем лирическую манеру повествования в поэмах Лермонтова с лирической манерой повествования в восточных поэмах. Понятие лирической манеры повествования обосновал В. М. Жирмунский, выделив пять её морфологических признаков: вопросы поэта, восклицания, обращения поэта к своему герою, лирические повторения, лирические отступления. Мы разделили восклицания на две самостоятельные группы: восклицания поэта и восклицания персонажей, и выделили как самостоятельный признак ритмико-синтаксический параллелизм, т. к. наличие лирических повторений в стихе далеко не всегда соответствует наличию ритмико-синтаксического параллелизма в данном стихе или полустишии. При этом ритмико-синтаксический параллелизм – важная особенность поэм Байрона8. Во всех восточных поэмах и романтических поэмах Лермонтова мы посчитали фактическое количество вопросов поэта, восклицаний и обращений поэта к своим героям, а также количество восклицаний персонажей. Кроме того, мы посчитали количество стихов, в которых имеются лирические повторения, ритмико-синтаксический параллелизм, и количество стихов, отведённых на лирические отступления. Данные по каждой поэме мы приводим в таблицах, помещённых в приложении. Сравнивая лирическую манеру повествования в конкретной поэме Лермонтова с той или иной из восточных поэм и со всеми восточными поэмами в целом, мы выявляем сходства и констатируем различия. Мы обязательно отмечаем общие для всех романтических поэм Лермонтова тенденции проявления лирической манеры повествований. Наконец, мы фиксируем наличие или отсутствие сходства между поэмами в стихотворном размере, рифменной системе, особенностях строфического членения. Затем, анализируя все выявленные факты, мы подводим итог по каждой поэме Лермонтова, отмечая её отношение к восточным поэмам и её положение в ряду других романтических поэм Лермонтова. В поэме «Две невольницы» (1830) Лермонтов впервые использует эпиграф на английском языке (из трагедии Шекспира «Отелло»). До этого эпиграфы к поэмам были на немецком («Кавказский пленник» (1828)) и французском языках («Корсар» (1828)). Новый этап в творчестве Лермонтова характеризуется не только влиянием английской литературы, но и более частным влиянием творчества Байрона. Наиболее очевидный факт такого воздействия в «Двух невольницах» – имя героини Гюльнара, заимствованное из «Корсара» Байрона9. В данной поэме мы выявили следующие межтекстовые связи с некоторыми восточными поэмами: 1. И блещут стёкла расписные <…> (Т. 3, с. 65)
2. Из белых рук её гитара Упала тихо на диван <…> (Т. 3, с. 65)
В пределах небольшого объёма данной поэмы (77 стихов) имеются следующие признаки лирической манеры повествования: вопросы поэта (3 случая), восклицания поэта (5 случаев), восклицания персонажей (7 случаев). Персонажи Лермонтова говорят восклицаниями, как и герои Байрона10. Поэма «Дне невольницы» написана четырёхстопным ямбом. Четырёхстопный ямб наряду с ямбом пятистопным является главенствующим размером в восточных поэмах Байрона. Четырёхстопным ямбом написано 98,9% стихового объёма «Гяура». Использование данного размера в «Паризине» составляет 92,5%, в «Абидосской невесте» – 84,1%. Половина стихов (49,4%) в «Двух невольницах» соединены парной рифмовкой, которая является доминирующей во всех восточных поэмах, составляя 68% в «Абидосской невесте» (наиболее низкий показатель) и доходит до 100% в «Ларе». Таким образом, интертекстуальные зависимости связывают поэму «Две невольницы» с «Абидосской невестой» и «Ларой» . В маленькой поэме отчетливо проявляются признаки лирической манеры повествования Байрона. «Две невольницы» написаны тем же стихотворным размером, что и «Гяур», «Паризина», «Абидосская невеста». Половина стихов поэмы связаны парной рифмовкой, характерной для восточных поэм. Подзаголовок поэмы «Джюлио» – (Повесть 1830 год) – наиболее внешнее проявление байроновского влияния. Из шести восточных поэм четыре снабжены подзаголовками, в каждом из которых Байрон использует слово tale. Все географические области, упоминаемые в поэме, – Италия, Франция, Швейцария, долина Рейна, Венеция – являются местами, где путешествовал и жил Байрон. Имя Лора заимствовано из поэмы Байрона «Беппо» (1818). Кроме того, имя Лора – анаграмма Лары. В данной поэме мы выявили следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. Вам, жителям холодной стороны, Не перенять сей ложной тишины, Хотя ни месть, ни ревность, ни любовь Не могут в вас зажечь так сильно кровь <…> (Т. 3, с. 69)
2. <…> бледное чело <…> (Т. 3, с. 71)
3. Ты более не мой…прощай!.. прощай!.. (Т. 3, с. 72)
4. И женщина единственной красы Стояла близ меня. Её власы Катились на волнуемую грудь <…> (Т. 3, с. 75)
Поэма «Джюлио» по своему объёму (526 стихов) почти равна «Паризине» (586 стихов). При этом в обеих поэмах отсутствует такой признак лирической манеры повествования, как обращения поэта к своему герою. Количество стихов, в которых есть лирические повторения, почти одинаково: 41 стих в «Джюлио» и 48 стихов в «Паризине». По объёму лирических отступлений (29,7% от стихового объёма поэмы) «Джюлио» значительно превосходит «Паризину» (6,5%) и приближается к «Гяуру» (22,8%), с которым у него имеются межтекстовые связи. Отсутствие обращений поэта, к своим героям и вопросов поэта, а также малое количество восклицаний поэта (6 случаев) в «Джюлио» свидетельствует о более низкой эмоциональности повествователя данной поэмы, чем эмоциональность повествователя в восточных поэмах (см. таблицу 1 и 2). Эмоциональность персонажей «Джюлио» (41 случай) превосходит эмоциональность персонажей «Паризины» (11 случаев) и персонажей «Лары», «Осады Коринфа» и «Гяура». Объём данных поэм превышает объём «Джюлио» приблизительно в два и два с половиной раза. При этом количество восклицаний персонажей в данных поэмах ниже или сравнимо с количеством восклицаний персонажей «Джюлио» (см. таблицу 1 и 2). Поэма «Джюлио» написана пятистопным ямбом (Шестистопный ямб встречается только в двух стихах). Пятистопный ямб господствует в «Корсаре» (100%) и «Ларе» (100%). Парная рифмовка преобладает во всех восточных поэмах, однако самого высокого уровня достигает в «Корсаре» (95,7%) и «Ларе» (100%). Парной рифмовкой в «Джюлио» охвачены 92,6% стихов. Объём стихотворных абзацев «Лары» (от 8 до 68 стихов) также более всего приближается к объёму стихотворных абзацев «Джюлио» (от 8 до 47стихов). Объём стихотворных абзацев в других восточных поэмах превышает соответствующий показатель в «Ларе». Полученные нами данные позволяют говорить о художественном влиянии на поэму «Джюлио» не только «Паломничества Чайльд- Гарольда» (1809–1817) Байрона11, но и его восточных поэм. Интертекстуальные зависимости соединяют «Джюлио» с «Гяуром». В «Джюлио» Лермонтов учитывает опыт Байрона в «Гяуре» по возможному объёму лирических отступлений и объёму исповеди героя. Исповедь в «Гяуре» занимает 358 стихов, в «Джюлио» – 454 стиха. Объём абзаца «Джюлио» близок объёму стихотворного абзаца «Лары». Стихотворным размером «Лары» и «Корсара» с господствующей в восточных. поэмах парной рифмовкой написана поэма Лермонтова. Повествователь в «Джюлио» менее эмоционален, чем повествователь в восточных поэмах, а персонажи, наоборот, более эмоциональны, чем персонажи в четырёх из шести восточных поэм. Поэма «Исповедь» (1830–1831) сопоставлялась с «Гяуром» и «Паризиной»12. Предсмертная исповедь главного героя святому отцу, произносимая в уединении монастырской темницы, и любовь, имевшая место в жизни героя до этого, отчётливо указывали на «Гяура» как на источник заимствования. Смертный приговор, причиной которого стала любовь, и вероятная смерть возлюбленной казнённого, последовавшая за этим, говорили о художественном влиянии «Паризины». Мы выявили следующие межтекстовые связи поэмы «Исповедь»: 1. Меня могила не страшит <…> (Т. 3, с. 84)
2. <…> храм без божества! (Т. 3, с. 87)
В. Д. Спасович считает, что данное выражение Лермонтова, использующееся также в «Боярине Орше» и «Демоне», восходит к словам А. Мицкевича, сказанным о поэзии Ю. Словацкого: «<…> прекрасный храм, дивной архитектуры, жаль только, что в этом храме Бога нет»13. 3 . <…> то слaбый крик Раздался, пролетел и в миг Утих. Но тот, ктo услыхал, Подумал, верно, иль сказал, Что дважды из груди, одной Не вылетает звук такой!.. (Т. 3, с. 89–90)
Поэма «Исповедь» (226 стихов) приблизительно в два раза меньше «Джюлио» (526 стихов). Количество стихов «Исповеди», в которых есть лирические повторения (21 стих), также приблизительно в два раза меньше количества стихов с лирическими повторениями в «Джюлио» (41 стих). Иными словами, использование Лермонтовым лирических повторений в «Исповеди» остаётся на том же количественном уровне, что и в предшествующей поэме «Джюлио», что соответствует уровню лирических повторений в «Паризине» (48 стихов), с которой «Исповедь» соединяют межтекстовые связи. Количество стихов с лирическими повторениями в сопоставлении с объёмом поэмы в «Паризине» выше, чем в остальных восточных поэмах. Отсутствие в «исповеди» обращений поэта к своему герою, а также незначительное количе- ство восклицаний и вопросов поэта свидетельствует о меньшей эмоциональности повествователя в данной поэме, чем эмоциональность повествователя в восточных поэмах. Эмоциональность персонажей в «Исповеди», наоборот, превышает эмоциональность персонажей восточных поэм (см. таблицу 2 и 1). Поэма «Исповедь» написана полностью четырёхстопным ямбом с парной рифмовкой (85,8% стихов), как большинство восточных поэм. Стихотворный абзац «Исповеди» (от 22 до 44 стихов) более всего соответствует стихотворному абзацу «Лары». Таким образом, будучи написана после «Джюлио», «Исповедь» имеет много общего с предшествующей поэмой. Уровень лирических повторений, одинаковый в обеих поэмах, превышает соответствующий уровень большинства восточных поэм, ориентируясь только на «Паризину». Эмоциональность повествователя в «Исповеди» и «Джюлио» ниже, а эмоциональность персонажей, наоборот, выше, чем в восточных поэмах. «Исповедь» вбирает в себя текстуальные заимствования из «Паризины». Стихотворные абзацы «Исповеди» по количеству стихов более всего напоминают стихотворные абзацы «Лары». При этом, поэма написана четырёхстопным ямбом – доминирующим в восточных поэмах стихотворным размером с наиболее характерной для этих поэм рифмовкой. Внешним проявлением художественного воздействия творчества Байрона в поэме Лермонтова «Каллы» (1830–1831) является подзаголовок «Черкесская повесть». Слово повесть определяется прилагательным со значением признака по национальной принадлежности, так же как слово tale в подзаголовках «Гяура» (A Fragment of a Turkish Tale) и «Абидосской невесты» (A Turkish Tale). На влияние Байрона указывает эпиграф из «Абидосской невесты». Однако выявленные нами интертекстуальные зависимости в большей степени свидетельствуют об отмечавшейся ранее связи данной поэмы с «Гяуром»14: 1. Мила, как сонный херувим <…> (Т. 3, с. 94)
2. Какой-то столбик округлённый! Чалмы подобие на нём; Шиповник стелется кругом <…> (Т. 3, с. 95)
3. Под этим камнем спит мулла И вместе с ним его дела. (Т. 3, с. 95)
4. (Гласит преданье), что в горах Безвестный странник показался <…> (Т. 3, с. 96)
Поэма «Каллы» (152 стиха) почти в два раза короче «Исповеди», значительно короче «Джюлио» и всех восточных поэм Байрона. При этом количество вопросов поэта (8 случаев) и восклицаний поэта (15 случаев) в поэме «Каллы» значительно превышает соответствующие показатели двух предшествующих поэм Лермонтова. В отличие от «Джюлио» и «Исповеди» в данной поэме имеется одно обращение поэта к своему персонажу. Восточные поэмы по объёму превышают «Каллы» самое меньшее в четыре раза («Каллы» и «Паризина»), самое большее – в двенадцать раз («Каллы» и «Корсар»). Однако количество обращений поэта к своим героям и другим персонажам, вопросов и восклицаний поэта в восточных поэмах превосходит соответствующие показатели «Каллы» в меньшее количество раз, чем их объём превосходит объём данной поэмы Лермонтова (см. таблицы 2 и 1). Следовательно, в «Каллы» не сохраняется тенденция к снижению эмоциональности повествователя по отношению к восточным поэмам, характерная для «Исповеди» и «Джюлио». Эмоциональность повествователя в поэме «Каллы» превышает эмоциональность повествователя в предшествующих поэмах Лермонтова и, во всяком случае, нe ниже эмоциональности повествователя в восточных поэмах. Малое количество восклицаний персонажей в «Каллы» (см. таблицу 2) свидетельствует о снижении эмоциональности персонажей по отношению к предшествующим поэмам Лермонтова и приближении её к уровню восточных поэм. Поэма «Каллы» полностью написана четырёхстопным ямбом, размером, господствующим в восточных поэмах. Однако доминирующая в восточных поэмах парная рифмовка отходит в «Каллы» на второй план (37% стихов), выдвигая на первое место перекрёстную рифмовку (49,3% стихов). Среди восточных поэм перекрёстная рифмовка чаще всего используется в «Паризине» (12,3% стихов) и, особенно, в «Абидосской невесте» (23,1% стихов), на связь с которой прежде всего указывает эпиграф «Каллы». Текст «Каллы» членится на шесть стихотворных абзацев. Объем стихотворного абзаца (от 16 до 46 стихов), как и в предшествующих поэмах Лермонтова, более всего приближается к стихотворному абзацу «Лары», который не достигает таких больших размеров, как стихотворные абзацы других восточных поэм. Интертекстуальные зависимости соединяют поэму «Каллы» с «Гяуром» и «Абидосской невестой», из которой Лермонтов заимствует четыре стиха в качестве эпиграфа для своей поэмы. Лермонтов также использует опыт Байрона в отношении подзаголовков. Характерная для «Джюлио» и «Исповеди» тенденция, заключающаяся в снижении эмоциональности повествователя и повышении эмоциональности персонажей по отношению к восточным поэмам, в «Каллы» не наблюдается. Как и другие романтические поэмы Лермонтова, «Каллы» написан ведущим стихотворным размером восточных поэм, однако по разнообразию рифмовки он более всего приближается к «Абидосской невесте» (см. таблицу 2 и 1), которая в этом отношении выделяется из остальных восточных поэм. Стихотворные абзацы всех описанных нами на данный момент поэм Лермонтова не достигают размеров, характерных для стихотворных абзацев восточных поэм, более всего приближаясь к стихотворным абзацам «Лары». Завершающая поэму «Последний сын вольности» (1831) цитата из поэмы Дж. Макферсона «Картон» – внешнее проявление художественного воздействия английской литературы в целом. Цитата из «Картона» также указывает на традицию оссианизма, усвоенную Лермонтовым, в том числе и от Байрона15. Ю. Д. Левин указывает: «<…> для <…> поэтов первой трети XIX в. оссианизм являлся некой ступенью на пути к овладению романтической поэтикой»16. «Преобладание лирического начала над этическим <в поэмах Макферсона>, некоторая отрывочность и недосказанность повествования предвосхищали, хотя и ограниченно, характер лирической поэмы, получивший в дальнейшем наиболее полное выражение в восточных поэмах Байрона»17. Такого же мнения придерживается и В. М. Жирмунский: «По своей лирической композиции песни Оссиана предвосхищают новый тип лирической поэмы, который разовьётся полностью в эпоху романтизма в «Кристабели» Кольриджа и восточных поэмах Байрона»18. К внешним проявлениям байронизма следует отнести подзаголовок «Последнего сына вольности» – (Повестъ) – и посвящение Н. C. Шеншину. У Байрона посвящения имеются ко всем восточным поэмам за исключением «Лары». Эпиграф из «Гяура» к «Последнему сыну вольности» связывает данное произведение с конкретной поэмой Байрона. Вставная песня, имеющаяся в «Последнем сыне вольности» – также результат влияния Байрона. Из восточных поэм вставная песня присутствует в «Корсаре». Однако в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» – четыре вставные песни. На поэму «Последний сын вольности» очевидно также и влияние поэмы А. Мицкевича «Конрад Валленрод». «Родство поэм проявляется лишь в некоторых особенностях содержания и формы»19. Однако Мицкевич в свою очередь испытывал художественное воздействие творчества Байрона. Поэтому в данном случае следует говорить в том числе и об опосредованном влиянии Байрона на Лермонтова. Мы выявили в данной поэме Лермонтова следующие межтекстовые связи с восточными поэмами и другими произведениями Байрона: 1. Сидят недвижно у огня <…> (Т. 3, с. 99)
2. О! если б только Чернобог Удару мщения помог! (Т. 3, с. 100)
3. Так спой же, добрый Ингелот, <. . . . . . . . . > Пой для других! <…> (Т. 3, с. 99)
4. Ты спой, чтоб облегчилась грудь, Которую тоска гнетёт. (Т. 3, с. 101)
5. Сей песни дикой и простой <…> (Т. 3, с. 101)
6. И тёмнокрасный метеор, Из тучи в тучу пролетел <…> (Т. 3, с. 104)
7. Вадим любил. Кто не любил? (Т. 3, с. 105)
8. <…> южная весна <…> (Т. 3, с. 105)
9. Желал он на другой предмет Излить огонь страстей своих <…> (Т. 3, с. 106)
10. <…> как метеор <…> (Т. 3, с. 109)
11. Их заговоры, их слова Варяг-властитель презирал; Все их законы, все права, Казалось он пренебрегал. (Т. 3, с. 109)
12. Свои победы исчислял, Лукавой речью убеждал! (Т. 3, с. 109–110)
13. <…> девичий стыд. (Т. 3, с. 111)
Ожидание матерью Леды своей дочери напоминает то, как мать Гассана («Гяур») ожидает своего сына. В обоих случаях действие происходит ночью. Лермонтов упоминает сияющую луну. Байрон – мерцающие планеты. Мать Леды и мать Гассана хотят поскорее увидеть своих детей. Поэтому мать Леды сидит у окна. Мать Гассана поднялась на башню и смотрит оттуда сквозь решётчатое окно. В обоих случаях ожидающим предстоит узнать горестную весть. Символично, что в поэме Лермонтова и в поэме Байрона окно представляет некоторую преграду для взора наблюдателя (ожидающего). В одном случае окно закоптелое, в другом случае на окне решётка. 14. У закоптелого окна Сидит волшебница одна <. . . . . . . . > Но Леды нет. Как быть? Уж ночь; Сияет в облаках луна!.. (Т. 3, с. III)
15. Я в мире ничего не жду <…> (Т. 3, с. 119)
16. И этот день, как лёгкий дым, Надежду и любовь унёс <…> (Т. 3, с. 119)
17. Через туманные поля Охотник поздний проходил <…> (Т. 3, с. 122)
18. Согнувшись человек стоял <…> (Т. 3, с. 122)
19. С трудом кого-то поднимал <…> (Т. 3, с. 122)
20. Над озером видал ли ты, <. . . . . . . . > Скалу огромной высоты, <. . . . . . . . > Под ними спит последним сном,<. . . . . . . . > Свободы витязь молодой. (Т. 3, с. 123)
Эмоциональность повествователя в «Последнем сыне вольности» чрезвычайно высока. Количество вопросов и восклицаний поэта, обращений поэта к своему герою и другим персонажам в данной поэме превышает соответствующие показатели больших по объёму, нежели «Последний сын вольности», восточных поэм: «Осады Коринфа», «Абидосской невесты», «Гяура» (см. таблицы 2 и 1). В поэме «Лара», которая также больше «Последнего сына вольности», количество вопросов поэта (41 случай) превышает количество вопросов поэта в поэме Лермонтова (31 случай), однако по восклицаниям и обращениям поэта «Последний сын вольности» значительно превосходит «Лару». По количеству стихов, в которых встречаются лирические повторения, «Последний сын вольности» опережает все названные восточные поэмы. Показатели «Корсара», который более чем в два раза длиннее данной поэмы Лермонтова, незначительно превосходят показатели «Последнего сына вольности». Эмоциональность персонажей данной поэмы превышает эмоциональность персонажей всех восточных поэм, кроме «Абидосской невесты» и «Корсара». К примеру, количество восклицаний персонажей «Гяура», который в полтора раза длиннее «Последнего сына вольности», превышает количество восклицаний героев лермонтовской поэмы в 1,3 раза (см. таблицы 2 и 1). В отношении объёма лирических отступлений (20% стихов «Последнего сына вольности») Лермонтов ориентируется на поэму «Гяур» (22,8%). Характерной особенностью исследуемой нами поэмы является незначительное количество стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом (7 стихов). В поэмах «Две невольницы», «Джюлио», «Исповедь» и «Каллы» ритмико-синтаксический параллелизм не встречается вообще. «Последний сын вольности» написан четырёхстопным ямбом (92,% стихов). Ведущая рифмовка – парная (56,1% стихов). В «Последнем сыне вольности», как и в предшествующей поэме «Каллы», довольно большое количество стихов объединено перекрёстной рифмовкой (30,3% стихов). В этом поэмы ориентируются на «Абидосскую невесту». На уровне строфического членения в «Последнем сыне вольности» сохраняется тенденция предшествующих поэм Лермонтова на использование не очень больших стихотворных абзацев, более всего приближающихся к стихотворным абзацам «Лары» (см. таблицы 2 и 1). Межтекстовые связи соединяют поэму «Последний сын вольности» с тремя восточными поэмами. Однако абсолютное большинство соотношений приходится на «Лару» и «Гяура». Из «Гяура» заимствуется также эпиграф и объём лирических отступлений в романтической поэме. Как в «Корсаре», в «Последнем сыне вольности» имеется вставная песня. Сохраняется тенденция ориентации на строфику «Лары». Для данной поэмы Лермонтова значима связь с лирикой Байрона. Интертекстуальные зависимости соединяют поэму как с относительно ранними, так и с более поздними стихотворениями Байрона. Эмоциональность повествователя в «Последнем сыне вольности» превосходит эмоциональность повествователя в восточных поэмах, а эмоциональность персонажей превышает эмоциональность персонажей большинства восточных поэм. «<…> Речь мятежных героев и повествователя откровенно ориентируется на ораторский монолог <…>, преобладает <…> героическая, возвышенная тональность». При этом, «<…> во многих местах высказывания повествователя, Вадима или Ингелота можно поменять местами безо всякого ущерба для художественной системы произведения»20. «Последний сын вольности» написан доминирующим стихотворным размером восточных поэм с преобладанием характерной для этих поэм рифмовкой. Между восточными поэмами и «Последним сыном вольности» можно обнаружить сюжетные аналогии. Особенно это характерно для поэмы «Гяур». Вадим, как и Гассан, находится на территории своей родины и гибнет от рук чужеземца Рурика. Гассана убивает пришлый Гяур. Рурик является причиной смерти возлюбленной Вадима Леды, Гяур становится причиной возникновения ревности у Гассана и, таким образом, причиной смерти Леилы, жены Гассана. Ожидание матерью Гассана своего сына напоминает то, как мать Леды ожидает дочь. В обоих случаях ожидающим предстоит узнать горестную весть. Сюжетных аналогий с другими восточными поэмами имеется меньше. Неожиданное появление Конрада на празднике у паши, имеющее целью в конечном итоге нанести неожиданный удар, напоминает неожиданное появление Вадима на пиру у Рурика и вызов князя на поединок. Смерть Вадима, его падение на землю без стона и крика соотносится со смертью Альпа. Целенаправленная борьба отряда Вадима соответствует осознанной борьбе восставших под руководством Лары. Отряд Вадима, при разной степени соответствия ассоциируется с дружинами Лары, шайкой Селима, людьми Конрада, гарнизоном Минотти, солдатами Альпа. Неоконченная поэма Лермонтова <«Азраил»> (1831) помимо отмечавшегося влияния произведений Байрона: «Каин» (1821), «Небо и земля» (1822)21, которые являются в творчестве Байрона «завершением развития мотивов мировой скорби и пессимизма <…>»22, несёт на себе следы художественного воздействия восточных поэм. Большая часть стихотворной части <«Азраила»> приходится на «Рассказ Азраила», который по содержанию соотносится с исповедью Гяура. По своему объёму «Рассказ Азраила» (116 стихов) приближается к речи Уго (84 стиха) из поэмы «Паризина». Исповедь в «Гяуре» значительно длиннее (358 стихов). Мы обнаружили в поэме <«Азраил»> следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. Издохший конь передо мной Лежит, и коршуны свободно Добычу делят меж собой <…> (Т. 3, с. 124)
2. <…> белеют кости <…> (Т. 3, с. 124)
3. <…> бледное чело <…> (Т. 3, с. 129)
4. Как перелётный метеор <…> (Т. 3, с. 124)
«Байрон может быть назван поэтом повторений и восклицаний по преимуществу»23. В маленьком по объёму отрывке, каким является <«Азраил»> в целом и его стихотворная составляющая (191 стих) в частности, имеются лирические повторения (14 стихов), есть три стиха с ритмико-синтаксическим параллелизмом, которым Лермонтов не пользуется в поэмах «Две невольницы», «Джюлио», «Исповедь», «Каллы». Четыре восклицания персонажей поэмы имеются в стихотворной части <«Азраила»> и два в прозаической. Отсутствие в данной поэме других морфологических признаков лирической манеры повествования байронической поэмы может быть объяснено небольшим размером данного произведения и его незавершённостью. Большая часть стихов <«Азраила»> написана четырёхстопным ямбом (80,6%). На втором месте – ямб пятистопный (15,2%). Парная рифмовка соединяет 57,6% стихов, перекрёстная – 34%. В «Азраиле» Лермонтов продолжает использовать стихотворные абзацы не очень большого объёма (от 6 стихов до 37). Поэма <«Азраил»> связана межтекстовьми связями с «Осадой Коринфа» и «Гяуром». Содержание и форма исповеди главного героя в «Гяуре», а также в «Паризине» нашли своё отражение в исповеди героя лермонтовской поэмы, «Рассказе Азраила». Маленькая поэма содержит некоторые признаки лирической манеры повествования байронической поэмы. Как в предшествующей поэме «Последний сын вольности», Лермонтов использует в <«Азраиле»> ритмико-синтаксический параллелизм. Как в «Последнем сыне вольности» и поэме «Каллы», в <«Азраиле»> большое количество стихов объединено перекрёстной рифмовкой, при ведущей роли парной рифмовки (кроме «Каллы»). Эта особенность сближает данные поэмы с «Абидосской невестой». В области строфического членения в <«Азраиле»> продолжается тенденция использования стихотворных абзацев не очень большого объёма. Такие стихотворные абзацы более всего приближаются к стихотворным абзацам «Лары». Как и предшествующие поэмы Лермонтова, <«Азраил»> написан ведущими стихотворными размерами восточных поэм. Внешним проявлением воздействия Байрона в поэме «Ангел смерти» (1831) является посвящение А. М. Верещагиной. Героиня поэмы Ада названа именем дочери Байрона. Мы обнаружили в данной поэме следующие интертекстуальные зависимости: 1. <…> страна чудес <…> (Т. 3, с. 132)
2. Где блещет роза <…> (Т. 3, с. 132)
3. ... И без сомненья верить будет Печальной повести моей. (Т. 3, с. 133)
4. На гордых высотах Ливана Растёт могильный кипарис <…> (Т. 3, с. 135)
5. Напрасно смотрит на восток <…> (Т. 3, с. 136)
6. <…> понятно По цвету бледного чела <…> (Т. 3, с. 138)
7. Как ночью метеора свет <…> (Т. 3, с. 138)
8. <…> за этими горами С могучим войском под шатрами <…> (Т. 3, с. 140)
9. Мне предсказал <…> (Т. 3, с. 145)
10. Глаза всю яркость потеряли <…> (Т. 3, с. 146)
11. И грустно юноша взглянул На отдалённое светило <…> (Т. 3, с. 146)
12. Взглянул он в очи девы милой <…> (Т. 3, с. 146)
По объёму «Ангел смерти» (550 стихов) почти равен «Паризине» (586 стихов). При этом их количественные показатели, демонстрирующие наличие признаков лирической манеры повествования, очень близки (см. таблицу 2 и I). Большее количество вопросов поэта в «Ангеле смерти» (22 случая) по сравнению с «Паризиной» (14 случаев) и почти в два раза превышающее уровень «Паризины» (48 стихов) количество стихов с лирическими повторениями в «Ангеле смерти» (85 стихов), основная часть из которых приходится на речь персонажей, свидетельствует о более высокой эмоциональности повествователя в поэме Лермонтова, чем в «Паризине». Эмоциональность повествователя в восточных поэмах, за исключением «Лары» и «Осады Коринфа», находится на одинаковом уровне пропорционально объёму поэмы (см. таблицу 1). В «Ларе» и «Осаде Коринфа» повествователь менее эмоционален. Поэтому можно утверждать, что эмоциональность повествователя в «Ангеле смерти» превосходит эмоциональность повествователя в восточных поэмах. Количество восклицаний персонажей в поэме Лермонтова (17 случаев) незначительно превышает соответствующий показатель «Паризины» (11случаев). Таким образом, эмоциональность персонажей в «Ангеле смерти» находится в целом на одном уровне с эмоциональностью персонажей в «Паризине» или немного превосходит его. Ритмико-синтаксический параллелизм используется в «Ангеле смерти» редко (5 стихов). Данная поэма полностью написана четырёхстопным ямбом (100% стихов). Преобладает перекрёстная рифмовка (45,5%) и парная (41%). Стихотворные абзацы – от 4 стихов до 75. Помимо связи с «Каином» и «Небом и землёй» Байрона24 интертекстуальные зависимости соединяют «Ангела смерти» с четырьмя восточными поэмами. Наибольшее число связей приходится на поэмы «Гяур» и «Лара». По особенностям реализации лирической манеры повествования «Ангел смерти» более всего близок «Паризине». Однако эмоциональность повествователя в данной поэме Лермонтова выше, чем эмоциональность повествователя в восточных поэмах. Подобная ситуация характерна и для предшествующей поэмы «Последний сын вольности». Роль ритмико-синтаксического параллелизма в «Ангеле смерти», как в предшествующих поэмах, незначительна. В области строфики продолжается ориентация на «Лару», в области рифмовки – на «Абидосскую невесту». Как и в поэме «Каллы», в «Ангеле смерти» ведущая для восточных поэм парная рифмовка уступает первое место перекрёстной рифмовке. В «Ангеле смерти» Лермонтов продолжает использовать доминирующий в восточных поэмах четырёхстопный ямб. На влияние Байрона в поэме «Моряк» (1832) указывает эпиграф, взятый из «Корсара»25. В данной поэме имеются следующие интертекстуальные зависимости: 1 И рано, рано приучился Смирять усилия волны! <. . . . . . . . > Я подарён был океану, Как лишний в мире <…> (Т. 3, с. 149) Родными был оставлен я <…> (Т. 3, с. 150)
2. Но вянут девы в тишине <…> (Т. 3, с. 152)
В маленькой по объёму поэме (112 стихов) проявляются три признака лирической манеры повествования байронической поэмы. В «Моряке», который представляет собой монолог героя, имеются тринадцать восклицаний. Это больше, чем в приблизительно равных «Моряку» по объёму поэмах «Каллы» и «Азраил» (см. таблицу 2). Количество восклицаний героя поэмы «Моряк» сравнимо с соответствующим показателем «Ангела смерти» (17 случаев), который в пять раз длиннее «Моряка». В поэме «Паризина» восклицаний мёньше (11 случаев), чем в поэме «Моряк», хотя «Паризина» превосходит по объёму поэму Лермонтова также в пять раз. «Осада Коринфа», превышающая «Моряка» в десять раз, содержит равное поэме Лермонтова количество восклицаний персонажей (13 случаев). В четырнадцати стихах «Моряка» присутствуют лирические повторения. Редко употребляемый Лермонтовым ритмико-синтаксический параллелизм присутствует в одном стихе. Таким образом, речь героя-рассказчика в поэме «Моряк» очень эмоциональна. «Моряк» написан четырёхстопным ямбом (100% стихов) с преобладанием парной рифмовки (57,1% стихов) и значимой ролью перекрёстной рифмовки (28,6% стихов). Лермонтов пишет «Моряка» онегинской 86 строфой. Данная поэма состоит из восьми строф по четырнадцать стихов каждая26. Во всех строфах – одинаковая система рифмовки: четыре первых стиха рифмуются перекрёстно, следующие четыре – парно, следующие четыре имеют опоясывающую и парную рифмовку, заключительные два стиха рифмуются парно. Окончания стихов, имеющих в строфе одну и ту же порядковую позицию, могут быть как женскими, так и мужскими в разных строфах. Строфа такого строения несёт эмоционально насыщенное, романтически «вершинное», «наступательное» содержание <…>»27. «Моряк» соединён межтекстовыми связями с «Ларой» и «Корсаром». Маленькая поэма содержит ряд признаков лирической манеры повествования байронической поэмы. Эмоциональность героя поэмы «Моряк» превышает эмоциональность персонажей в некоторых поэмах Лермонтова и эмоциональность персонажей в половине восточных поэм. «Моряк» написан характерным для восточных поэм стихотворным размером. Как поэмы «Каллы», «Последний сын вольности», <«Азраил»> и «Ангел смерти», по разнообразию рифмовки «Моряк» более всего близок «Абидосской невесте». Строфы поэмы «Моряк» не соотносятся с разными по объёму стихотворными абзацами восточных поэм. «Измаил-Бей» (1832) по объёму (2289 стихов) значительно превосходит самую большую восточную поэму «Корсар» (1864 стиха). Однако разделение «Измаил-Бея» на три части напоминает деление «Корсара» на три песни. Эпиграфы к первой и третьей частям из «Гяура» и «Лары» ориентируют на конкретные произведения Байрона. Подзаголовок к поэме – Восточная повесть – есть также проявление воздействия Байрона, как и наличие в «Измаил-Бее» двух вставных песен. Из всех восточных поэм вставная песня имеется только в «Корсаре». Несколько вставных песен есть в «Паломничестве Чайльд-Гарольда». Мы выявили в поэме «Измаил-Бей» следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. Зачем твоя рука Подъята с шашкой роковою? (Т. 3, с. 162)
2. <…> коня толкнул. Одно мгновенье на кургане <…> (Т. 3, с. 163)
3. И скоро скрылся весь в тумане. (Т. 3, с. 163)
4. Так быстро скачет только тот, За кем раскаяние мчится!.. (Т. 3, с. 163)
5. Нежна – как пери молодая, Создание земли и рая <…> (Т. 3, с. 170)
6. О! не жалей о том! – прости! прости!.. (Т. 3, с. 177)
7. <…> начал жизнь свою, Как многие кончают, преступленьем. (Т. 3, с. 180) Пусть кончит жизнь, как начал – одинок. (Т. 3, с. 225)
8. Дни мчатся. Начался байран. (Т. 3, с. 182)
9. Мечеть кругом освещена <…> (Т. 3, с. 182)
10. И, одинокая, она <луна> По небесам в сияньи бродит! (Т. 3, с. 182)
11. «Смотри, как всякий биться рад За дело чести и свободы!..<. . . . . . . . > Пора! Кипят они досадой, – Что русских нет? – им крови надо! (Т. 3, с. 185)
12. Вдруг выстрел, два и много! <…> (Т. 3, с. 190) За ним другой, ещё другой <…> (Т. 3, c. 206)
13. Младую голову Селим Вождю склоняет на колени <…> (Т. 3, с. 203) Что на коленях друга спал. (Т. 3, с. 205)
14. На Измаила только взглянет – И весел труд ему и страх! (Т. 3, с. 203)
15. <…> и длинные ресницы Закрыли очи под собой <…> (Т. 3, с. 203)
16. В ланитах кровь, как у девицы, Играет розовой струёй <…> (Т. 3, с. 203)
17. Кто всё на свете для него <…> (Т. 3, с. 218)
18. И всадник, кровью истекая, Лежал без чувства на земле <…> (Т. 3, с. 220)
19 . <…> здесь ещё Селим… Склонясь в отчаяньи над ним, <. . . . . . . . . .> Но сердце к сердцу прижимая, Не слышит жизни ни в одном! (Т. 3, с. 220)
20. Раскрылась грудь <…> (Т. 3, с. 221)
21. Куда лезгинка нежная сокрылась! Какой удар ту грудь оледенил, <. . . . . . . . . . . .> Жива ль она, иль спит последним сном? <. . . . . . . . . . . .> И если смерть щадит её поныне – < . . . . . . . . . . .> Кто б Измаила смел спросить о том? (Т. 3, с. 223)
22. <…> Джяур проклятый! (Т. 3, с. 224)
По объёму «Измаил-Бей» (2289 стихов) приблизительно в два раза превышает «Лару» (1272 стиха), поэму, с которой «Измаил-Бея» соединяет наибольшее количество межтекстовых связей (11 случаев). Только количество вопросов поэта (88 случаев) и количество обращений поэта к своему герою и другим персонажам (7 случаев) в «Измаил- Бее» превышает соответствующие показатели «Лары» (41 вопрос и 3 обращения поэта к своему герою и другим персонажам приблизительно в два раза. Количество стихов с лирическими повторениями в «Измаил-Бее» (186 стихов) превосходит показатель «Лары» (67 стихов) почти в три раза, количество восклицаний поэта в «Измаил-Бее» (190 случаев) превосходит количество восклицаний поэта в «Ларе» (38 случаев) в пять раз, количество восклицаний персонажей «Измаил- Бея» (126 случаев) превосходит количество восклицаний персонажей «Лары» (17 случаев) более чем в семь раз. Доля стихов, отведённых в «Измаил-Бее» на лирические отступления (12,5% стихов от объёма поэмы), превосходит соответствующий показатель «Лары» (5,1%), она более всего близка к объёму лирических отступлений в «Осаде Коринфа (11,3%) и сопоставима с объёмом лирических отступлений в «Гяуре» (22,8%). Использование ритмико-синтаксического параллелизма в «Измаил-Бее» продолжает оставаться, как и в предшествующих поэмах, на низком уровне. Количество стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом в «Измаил-Бее» (13 стихов) приблизительно в два с половиной раза меньше количества подобных стихов в «Ларе» (32 стиха). Таким образом, эмоциональность повествователя в «Измаил-Бее» и особенно эмоциональность персонажей превосходят эмоциональность повествователя и персонажей в «Ларе». Эмоциональность повествователя и персонажей в «Измаил-Бее» превосходит эмоциональность повествователя и персонажей в «Осаде Коринфа», сравнимой по объёму с «Ларой», и в «Паризине», которая меньше «Измаил-Бея» в четыре раза (см. таблицы 2 и I). «Измаил-Бей» написан стихотворными размерами, характерными для восточных поэм Байрона: четырёхстопным ямбом (70,6% стихов) и пятистопным ямбом (22,3%). Ведущая роль принадлежит парной (46,5% стихов) и перекрёстной рифмовке (41,2%). Данная поэма написана строфическими абзацами разного объёма (от 4 стихов до 37). Ha связь «Измаил-Бея» с «Гяуром», «Паризиной» и «Ларой», а также с драмой «Манфред» указал ещё А. Д. Галахов в середине XIX века28. Оттиском с «Лары» назвал Измаил-Бея Алексей Н. Веселовский29. Наши наблюдения свидетельствуют о том, что межтекстовые связи соединяют «Измаил-Бея» со всеми восточными поэмами. Однако наибольшее число интертекстуальных зависимостей приходится на поэмы «Лара» и «Гяур». Именно из этих произведений Лермонтов взял эпиграфы к двум частям своей поэмы. Воздействие «Корсара» проявляется в трёхчастной структуре «Измаил-Бея» и наличии в нём вставных песен. В отношении количества стихов, отведённых на лирические отступления, Лермонтов ориентируется в «Измаил-Бее» на «Осаду Коринфа» и «Гяура». Эмоциональность персонажей и повествователя в «Измаил-Бее» превышает эмоциональность персонажей и повествователя в ряде восточных поэм. Использование ритмико-синтаксического параллелизма в данной поэме остаётся незначительным, как и в предшествующих поэмах Лермонтова. «Измаил-Бей» написан характерными для восточных поэм стихотворными размерами. В области рифмовки он более всего приближается к «Абидосской невесте», а в области строфики – к «Ларе», как и ряд предшествующих поэм Лермонтова. Использование Лермонтовым подзаголовка – Повесть – в поэме «Литвинка» (1832) соответствует использованию Байроном слова tale в подзаголовках четырех восточных поэм. В имени героини «Литвинки» Клары анаграммирован байроновский Лара. Мы обнаружили в данной поэме следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. <…> слишком рано он Повелевать толпе был приучён? (Т. 3, с. 226)
2. Вся в ранах грудь отважного была <…> (Т. 3, с. 227)
3. И пламень свой негреющий разлил По стёклам расписным светлицы той <…> (Т. 3, с. 228)
Изображая пир, Лермонтов, как и Байрон в «Ларе», обращает внимания читателя на три элемента празднества, при помощи которых в поэме создаётся эмоциональный фон описываемого события. Первый элемент – это шум, который создают разговоры подданных. В поэме Лермонтова шумят рабы. В поэме Байрона – крепостные (serfs) и слуги (retainers). Второй элемент – свет от горящего огня. Лермонтов упоминает свет лампад. Байрон говорит о переливающемся на витражах свете, который идёт от горящего в камине хвороста. Третий элемент – это сосуд, наполняемый какими-либо спиртными напитками. В поэме Лермонтова – серебряный ковш. В поэме Байрона – чаши, которые стоят на столе. 4. Вечерний пир готов; рабы шумят. В покоях пышных блещет свет лампад; В серебряном ковше кипит вино <…> (Т. 3, с. 229)
5. Как мраморный кумир <…> (Т. 3, с. 325)
6. И речь от синих губ оторвалась: <. . . . . . . . . . .> Но в ней никто не понял ничего <…> (Т. 3, с. 235–236)
7. Арсений шёл, < . . . . . > Как метеор меж облаков ночных <…> (Т. 3, с. 239)
8. <…> «Это он!» – За ним воскликнул кто-то. (Т. 3, с. 239)
Опустевший дом Арсения напоминает заброшенный дом Гассана («Гяур»). Картину запустения Лермонтов, как и Байрон в «Гяуре», подчёркивает указанием на то, что проходящие мимо странники не смогут узнать гостеприимства хозяев. 9. И странников не угощают в нём <…> (Т. 3, с. 240)
10. И блещет в церкви длинный ряд гробов, Украшенный гербом его отцов; Но никогда меж них не будет тот, С которым славный кончился их род. (Т. 3, с. 241)
11. Никто об нём не плакал… лишь одна <…> (Т. 3, с. 241)
12. И зелена – и взоры веселит <…> (Т. 3, с. 242)
13. ... Порывам бурь и зною предана, Увянет преждевременно она!.. (Т. 3, с. 242)
Поэма «Литвинка» (524 стиха) по объёму почти равна «Паризине» (586 стихов), с которой её связывают две интертекстуальные связи. При этом лирическая манера повествования проявляется в «Литвинке» более интенсивно. Количественные характеристики всех признаков лирической манеры повествования, кроме ритмико-синтаксического параллелизма, в «Литвинке» превосходят количественные характеристики признаков лирической манеры повествования в «Паризине» (см. таблицы 2 и 1). По количеству восклицаний поэта (50 случаев) и количеству восклицаний персонажей (23 случая) «Литвинка» превосходит «Лару» (38 и 17 случаев соответственно), который связан с поэмой Лермонтова, наибольшим количеством интертекстуальных зависимостей. При этом «Лара» по объёму превосходит «Литвинку» более чём в два раза. Количество вопросов и обращений поэта к своему ге- рою и другим персонажам, а также количество стихов с лирическими повторениями и лирическими отступлениями в «Ларе» незначительно превышает соответствующие показатели в «Литвинке» (см. таблицы 2 и 1). Вопросов и восклицаний поэта, восклицаний персонажей в «Литвинке» больше, чем в «Осаде Коринфа», превосходящей «Литвинку» в два раза по объёму. Количество стихов с лирическими повторениями в данных поэмах почти одинаково (см. таблицы 2 и 1). Стихов с лирическими повторениями, вопросов и восклицаний поэта в «Литвинке» больше, чем в «Гяуре», превышающем «Литвинку» более чем в два раза. Как «Лара» и «Корсар», «Литвинка» написана полностью пятистопным ямбом с использованием только парной рифмовки. Стихотворные абзацы данной поэмы Лермонтова (от 10 стихов до 42) также более всего близки стихотворным абзацам «Лары» (от 8 стихов до 68). Поэма «Литвинка» соединена межтекстовыми связями с тремя восточными поэмами. Однако наибольшее количество связей приходится на «Лару», которую ряд исследователей считают продолжением «Корсара»30. Лирическая манера повествования проявляется в «Литвинке» более интенсивно, чем в половине восточных поэм («Лара», «Осада Коринфа», «Паризина»). Эмоциональность повествователя в «Литвинке» выше эмоциональности повествователя в «Гяуре». При этом ритмико-синтаксический параллелизм в данной поэме, как и в предшествующих поэмах Лермонтова, встречается редко. Влияние «Лары» и «Корсара» на «Литвинку» подтверждается использованием в ней пятистопного ямба с парной рифмовкой и отсутствием других стихотворных размеров и способов рифмования. Как и в предшествующих поэмах, стихотворные абзацы в «Литвинке» имеют не очень большой объём, соответствующий стихотворным абзацам «Лары». Внешним проявлением байронического влияния в поэме «Аул Бастунджи» (1833–1834) является наличие посвящения, которое по своему содержанию соответствует описанию Греции в начале «Гяура» и описанию Востока, с которого начинается «Абидосская невеста». Разделение «Аула Бастунджи» на две главы соотносится с разделением «Абидосской невесты» и «Лары» на две песни. Селим, один из двух главных героев данной поэмы Лермонтова, назван именем героя «Абидосской невесты». Мы обнаружили в поэме «Аул Бастунджи» следующие интертекстуальные зависимости: 1. <…> дикий виноград Цепляясь вьется длинными хвостами Вокруг камней, <…> (Т. 3, с. 244)
2. Темнее строк, начертанных рукой Прохожего на плите гробовой… (Т. 3, с. 247)
3. <…> мила как херувим <…> (Т. 3, с. 248)
Лермонтов сравнивает белизну кожи героини своей поэмы с белизной облаков. Байрон белизну кожи Леилы («Гяур») сопоставляет с белизной снега, который ещё не выпал из облака. 4. Белей и чище ранних облаков <…> (Т. 3, с. 249)
5. Белей и чище ранних облаков Являлась грудь, поднявшая покров <…> (Т. 3, с. 249)
6. Но у неё глаза чернее были <…> (Т. 3, с. 249)
7. Но у неё глаза чернее были; Сквозь тень ресниц, исполнены душой; Они блаженством сердцу говорили! (Т. 3, с. 249)
8. Змеились косы на плечах младых <…> (Т. 3, с. 249)
9. Змеились косы на плечах младых, <. . . . . . . . . . .> И мрамор плеч, белея из-под них… (Т. 3, с. 249)
10. И мрамор плеч, <…> Был разрисован жилкой голубою. (Т. 3, с. 249)
Лермонтов сравнивает Зару, героиню «Аула Бастунджи», с южным румяным плодом. Байрон, говоря о лице Леилы («Гяур»), упоминает конкретное плодовое дерево – гранат, цветы которого разбросали своё цветение по щёкам Леилы всегда свежим румянцем. 11. Она была прекрасна в этот миг, <. . . . . . . . . . .> Как южный плод румяный, золотой, Обрызганный душистою росой. (Т. 3, с. 249)
12. <…> Бледней снегов был нежный лик, В очах дрожали слёзы исступленья; Меж губ слова слились в невнятный крик, Мучительный, ужасный… <…> (Т. 3, с. 253)
13. Размашисто скакал он; и кремни, Как брызги рассыпаясь, трещали Под звонкими копытами. <…> <. . . . . . . . . > И долго вслед ущелия одни Друг другу этот звук передавали <…> (Т. 3, с. 256)
Попытка Селима уговорить Зару бежать с ним напоминает то, как Селим («Абидосская невеста») уговаривает Зулейку покинуть родной дом и стать его спутницей. В обоих случаях целью уговаривающих является завладение любимой женщиной. Герой поэмы Лермонтова предлагает возлюбленной жилище в горах, герой поэмы Байрона говорит о жилище на островах. В обоих случаях увезти любимую женщину не удаётся. 14. Беги со мной!.. оставь свой бедный дом. <. . . . . . . . . . . . .> Решись, спеши: мне тайный путь знаком <…> (Т. 3, с. 258)
15. И у меня жилище есть в горах, Где отыскать нас сможет лишь аллах! (Т. 3, с. 258)
16. Как ранний снег бела и холодна, Бесчувственно рука её лежала <…> (Т. 3, с. 263)
17. <…> ресницы бахромой <…> (Т. 3, с. 264)
Восклицаний персонажей в поэме «Аул Бастунджи» очень много (118 случаев). Их количество превышает количество восклицаний персонажей в «Абидосской невесте» (104 случая). При этом по объёму «Абидосская невеста» (1214 стихов) в два раза превосходит «Аул Ба- стунджи» (640 стихов). Количество восклицаний персонажей в «Ауле Бастунджи» сравнимо с соответствующим показателем «Корсара», который превосходит поэму Лермонтова в три раза. Эмоциональность персонажей в «Абидосской невесте» и «Корсаре» самая высокая из всех восточных поэм (см. таблицу 1). Следовательно, эмоциональность персонажей «Ауле Бастунджи» превосходит эмоциональность персонажей в восточных поэмах. Количество стихов поэмы «Аул Бастунджи», содержащих лирические отступления (40 стихов) и лирические повторения (43 стиха), почти равно соответствующим показателям «Паризины» (38 и 48 стихов соответственно), которая более всего приближается к «Аулу Бастунджи» по объёму из всех восточных поэм (см. таблицы 2 и 1). В «Абидосской невесте», которая в два раза меньше «Аула Бастунджи», стихов с лирическими отступлениями (81 стих) и лирическими повторениями (72 стиха) приблизительно в два раза больше, чем в данной поэме Лермонтова. Эмоциональность повествователя в «Ауле Бастунджи» соответствует эмоциональности повествователя в «Корсаре». «Корсар» приблизительно в три раза больше «Аула Бастунджи». Количество вопросов и восклицаний поэта, обращений поэта к своему герою (героине) в «Корсаре» приблизительно в три раза превышает соответствующие показатели «Аула Бастунджи» (см. таблицы 2 и 1). Стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом в данной поэме Лермонтова нет. «Аул Бастунджи» написан полностью пятистопным ямбом. В этом проявляется ориентация на «Корсара» и «Лару». Октавы «Аула Бастунджи» не соотносятся со стихотворными абзацами разного объёма, которыми написаны восточные поэмы. Однако, как указывает М. А. Пейсахович, октаву Лермонтов ввёл в своё творчество «под очевидным влиянием поэзии Байрона»31, три «крупных» произведения которого («Беппо» (1817), «Видение суда» (1821), «Дон-Жуан» (1818– 1823)) «<…> вопреки традициям английской поэзии <…> написаны октавами <…>»32. Перекрёстная рифмовка соединяет в «Ауле Бастунджи» 75% стихов, парная – 25%. Ранее «Аул Бастунджи» сопоставлялся с восточными поэмами33. Наше исследование подтверждает наличие художественного влияния восточных поэм на данную поэму Лермонтова. «Аул Бастунджи» соединён межтекстовыми связями со всеми восточными поэмами. Однако наибольшее количество связей приходится на «Гяура». Из «Абидосской невесты» заимствуется имя главного героя. Из «Абидосской невесты» и «Лары» перенимается двухчастная структура данной поэмы Лермонтова. Эмоциональность повествователя в «Ауле Бастунджи» соответствует эмоциональности повествователя в «Корсаре». Эмоциональность персонажей в «Ауле Бастунджи» превышает эмоциональность персонажей в восточных поэмах, что характерно и для ряда предшествующих поэм Лермонтова. По другим особенностям проявления лирической манеры повествования «Аул Бастунджи» приближается к «Абидосской невесте» и «Паризине». В «Ауле Бастунджи» сохраняется тенденция незначительного использования ритмико-синтаксического параллелизма, характерная для предшествующих поэм Лермонтова. В области метрики «Аул Бастунджи» ориентируется на «Лару» и «Корсара». Парная рифмовка достигает в «Ауле Бастунджи» самого низкого уровня среди всех описанных нами предшествующих поэм Лермонтова, что нехарактерно для данных поэм и для восточных поэм Байрона. В области строфического членения «Аул Бастунджи» не соотносится с восточными поэмами. Героиня поэмы «Хаджи Абрек» (1833), Леила, названа именем героини «Гяура». В обеих поэмах героини гибнут. Причиной их смерти становятся старинные обычаи. Мы обнаружили в «Хаджи Абреке» следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. <…> у порога, Лезгинка юная сидит. <. . . . . . > Но грустно в даль она глядит. (Т. 3, с. 271)
2. В твоих щеках как метеор Играет пламя <…> (Т. 3, с. 271)
3. Как мотылёк в лучах заката. (Т. 3, с. 274)
4. И тихо чёрными очами <…> (Т. 3, с. 274)
5. И покатилась голова… (Т. 3, с. 277)
6. Послушный конь его, объятый <. . . . . . . > Храпит и пенится под ним: Щетиной грива, – ржёт и пышет, Грызёт стальные удила <…> (Т. 3, с. 277)
7. Два трупа смрадные, в пыли, <. . . . . . > И ярко начертила злоба Проклятие на их челе. (Т. 3, с. 280)
8. Обнявшись крепко, на земле Они лежали, костенея, Два друга с виду, – два злодея! (Т. 3, с. 280)
По объёму поэма «Хаджи Абрек» (443 стиха) более всего близка к «Паризине» (586 стихов). При этом эмоциональность персонажей в «Хаджи Абреке» значительно выше эмоциональности персонажей в «Паризине» (60 восклицаний персонажей в поэме Лермонтова и 11 восклицаний в поэме Байрона). Эмоциональность повествователя в «Хаджи Абреке», наоборот, ниже, чем эмоциональность повествователя в «Паризине»: вопросов и восклицаний поэта в «Хаджи Абреке» меньше, чем в поэме Байрона, (см. таблицы 2 и 1). Незначительным в поэме Лермонтова продолжает оставаться использование ритмико- синтаксического параллелизма (З стиха). При этом количество стихов с лирическими повторениями в «Хаджи Абреке» (57 стихов) превышает количество подобных стихов в «Паризине» (48 стихов). Доля стихов, отводимых в «Хаджи Абреке» на лирические отступления, невелика (4,5%). Она соответствует показателям «Паризины», «Лары», «Корсара», «Абидосской невесты» (см. таблицу 1). Поэма «Хаджи Абрек» в три раза меньше «Гяура», с которым она связана наибольшим числом интертекстуальных зависимостей. Количество вопросов и восклицаний поэта, обращений поэта к своему герою и другим персонажам в «Гяуре» приблизительно в три раза больше, чем в «Хаджи Абреке» (см. таблицы 2 и 1). Количество восклицаний персонажей в обеих поэмах почти одинаково (60 восклицаний в «Хаджи Абреке» и 61 – в «Гяуре»). Количество восклицаний персонажей в «Корсаре» и «Абидосской невесте» превосходит количество восклицаний персонажей в «Хаджи Абреке» в меньшее количество раз, чем стиховой объём этих поэм превосходит объём «Хаджи Абрека». Следовательно, эмоциональность персонажей в данной поэме Лермонтова превышает эмоциональность персонажей в восточных поэмах. Количество стихов с лирическими повторениями в «Хаджи Абреке» (57 108 стихов) сравнима с соответствующим показателем «Гяура» (72 стиха), a также с показателями «Абидосской невесты», «Лары», «Осады Коринфа». Большое количество стихов с лирическими повторениями в «Хаджи Абреке», по-видимому, компенсирует незначительное использование ритмико-синтаксического параллелизма. «Хаджи Абрек» написан полностью четырёхстопным ямбом. Это сближает его с «Гяуром» и «Паризиной», которые почти полностью написаны данным стихотворном размёром (см. таблицу 1). Перекрёстная рифмовка соединяет 46,9% стихов «Хаджи Абрека», парная – 45,4%. «Хаджи Абрек» написан стихотворными абзацами (от 4 стихов до 87), которые наиболее соответствуют стихотворным абзацам «Гяура» (от 6 стихов до 84) и «Паризины» (от 12 стихов до 95). «Хаджи Абрек» связан интертекстуальными зависимостями с четырьмя восточными поэмами. Однако наибольшее количество связей приходится на «Гяура», это согласуется с высказывавшимися ранее мнениями о зависимости «Хаджи Абрека» от данной поэмы Байрона34. «Хаджи Абрека» связывает с «Гяуром» также имя героини поэмы, стихотворный размер, особенности строфического членения. В отношении стихотворного размера и строфического членения «Хаджи Абрек» близок также «Паризине». В отношение возможного объёма лирических отступлений, в поэме «Хаджи Абрек» ориентируется на «Паризину», «Лару», «Абидосскую невесту», «Корсара». Эмоциональность персонажей в данной поэме Лермонтова выше, чем эмоциональность персонажей в восточных поэмах. Эмоциональность повествователя в «Хаджи Абреке» не превышает эмоциональность повествователя в восточных поэмах, а, наоборот, может быть более низкой. Низкий уровень использования ритмико-синтаксического параллелизма в «Хаджи Абреке» компенсируется большим количеством стихов с лирическими повторениями по сравнению с восточными поэмами. Три главы поэмы «Боярин Орша» (1835–1836) соответствуют трём песням «Корсара». Эпиграфы к главам из «Паризины» и «Гяура» указывают на влияние конкретных восточных поэм35. Алексей Н. Веселовский, перечисляя многочисленных героев Лермонтова, «внушённых Байроном», называет среди них Арсения, героя поэмы «Боярин Орша»36. Лермонтов относит действие «Боярина Орши» к эпохе Ивана Грозного, описывая эпизод Ливонской войны. «Паризиной» Байрон переносит нас в прошлое Италии, изображая событие придворной жизни. Оба поэта пользовались трудами великих историков: Гиббона, Карамзина, Щербатова. «Боярина Оршу» предвосхищает «Литвинка», где изображена та же эпоха. Лермонтова интересовало прошлое своей страны, бурное время Ивана Грозного, к которому он еще вернется в «Песне про купца Калашникова». Байрона интересовала современная жизнь Италии – в 1817 году он пишет «Беппо» – и история этой страны, поэтому «Паризину» иногда считают прелюдией к драматическим произведениям Байрона из прошлого Италии: «Марино Фальеро» (1820) и «Двое Фоскари» (1821). Мы обнаружили в «Боярине Орше» следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. Добру ж давно не верил он, Не верил, только потому, Что верил некогда всему! (Т. 4, с. 12)
2. Вчера ты был совсем другой. (Т. 4, с. 13)
3. Нашёл товарищей лихих, . . . . . . . . . . . Я отдал душу им в заклад… (Т. 4, с. 14)
4. Людской закон для них не свят <…> (Т. 4, с. 14)
5. Мучительный, ужасный крик Раздался, пролетел – и стих. И тот, кто крик сей услыхал, Подумал, верно, иль сказал, Что дважды из груди одной Не вылетает звук такой. (Т. 4, с. 14)
А. Д. Галахов полагает, что данные стихи поэмы «Боярин Орша» заимствованы из «Конрада Валленрода» А. Мицкевича, который в свою очередь подражал «Паризине»37. 6. Мучительный, ужасный крик Раздался, пролетел и стих. <. . . . . . . . . . > И тяжко на цветной ковёр, Как труп бездушный с давних пор, Упало что-то. (Т. 4, с. 14–15)
7. Гудят, ревут колокола; Вот слышно пенье <…> (Т. 4, с. 17)
8. Но в молодом лице его Вы не нашли б ни одного Из чувств, которых смутный рой Кружится, вьётся над душой <…> (Т. 4, с. 18)
9. Безумный, бренный сын земли! (Т. 4, с. 20)
10. Тебе, найдёныш без креста, Презренный раб и сирота!.. (Т. 4, с. 22)
11. <…> вот дуб – к нему спиной Прижавшись, бешеный старик Рубился <…> (Т. 4, с. 32)
12. И дорого тебе, Литва, Досталась эта голова!.. <. . . . . . . . > Я видел, как его рука Три раза с саблей поднялась И опустилась <…> (Т. 4, с. 32)
13. Подходит, смотрит: «это он!» (Т. 4, с. 32)
По объёму «Боярин Орша» (1065 стихов) почти равен «Осаде Коринфа», с которой его связывают две интертекстуальные зависимости. Количество восклицаний поэта в «Боярине Орше» (31 случай) также почти равно соответствующему показателю «Осады Коринфа» (34 случая). Вопросов поэта и стихов, содержащих лирические отступления, в «Боярине Орше» значительно меньше, чем в «Осаде Коринфа» (см. таблицы 2 и 1). Обращений поэта к персонажам поэмы в «Боярине Орше» нет. В восточных поэмах обращений поэта к персонажам нет только в «Паризине». Эмоциональность повествователя в «Осаде Коринфа» одна из самых низких среди восточных поэм (см. таблицу 1). Таким образом, эмоциональность повествователя в «Боярине Орше» ниже эмоциональности повествователя в восточных поэмах. Восклицаний персонажей в «Боярине Орше» очень много (74 случая). Их 113 количество сравнимо с количеством восклицаний персонажей в «Абидосской невесте» (104 случая) и превосходит соответствующий показатель «Гяура» (61 случай), поэм, превышающих по объёму «Боярина Оршу». Следовательно, эмоциональность персонажей в данной поэме Лермонтова превосходит эмоциональность персонажей в восточных поэмах. Незначительное количество стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом (7 стихов) компенсируется в «Боярине Орше» большим количеством стихов с лирическими повторениями (104 стиха). Широкое использование лирических повторений может быть также объяснено обращением Лермонтова в данной поэме к фольклорной традиции с характерным для неё использованием параллелизмов. «Боярин Орша» полностью написан четырёхстопным ямбом. Это сближает его с «Паризиной» и «Гяуром», где использование четырёхстопного ямба достигает наиболее высокого уровня среди восточных поэм. Парная рифмовка соединяет 90,7% стихов данной поэмы Лермонтова. В «Осаде Коринфа» – 91,6% стихов. По объёму стихотворного абзаца (от 2 стихов до 118) «Боярин Орша» также более всего соотносится с «Осадой Коринфа» (объём стихотворного абзаца – от 12 стихов до 115). «Боярин Орша» соединён межтекстовыми связями с четырьмя восточными поэмами: «Паризиной», «Абидосской невестой», «Осадой Коринфа» и «Ларой». Ha связь «Боярина Орши» с «Паризиной» и «Абидосской невестой» указывал А. Д. Галахов38. Наибольшее число интертекстуальных зависимостей приходится на «Паризину», с которой «Боярина Оршу» связывает общность стихотворного размера и эпиграф к первой главе. Замена одного слова в эпиграфе может быть объяснена тем, что Лермонтов записал данные стихи Байрона по памяти. Стихотворный размер и эпиграфы ко второй и третьей главам «Боярина Орши» свидетельствуют о влиянии «Гяура», в котором использование четырёхстопного ямба достигает наиболее высокого уровня среди восточных поэм. Эмоциональность повествователя в «Боярине Орше» ниже, а эмоциональность персонажей, наоборот, выше, чем в восточных поэмах. Незначительное использование ритмико- синтаксического параллелизма в данной поэме компенсируется использованием стихов с лирическими повторениями. В отношении объёма поэмы, объёма стихотворного абзаца и уровня использования парной рифмовки «Боярин Орша» ориентирован на «Осаду Коринфа». В отношении трёхчастной структуры поэмы – на «Корсара». «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1837) Лермонтов написал в ситуации, сходной с той, в которой Байрон создал поэму «Абидосская невеста». Желая развлечься и не имея возможности покинуть помещение ввиду болезни, Лермонтов занялся творчеством39. Байрон написал «Абидосскую невесту», чтобы отвлечься и уйти от «эгоистических сожалений» в воображаемое40, когда гостил у своего друга Джеймса Вебстера, в жену которого он влюбился. «Он даже кичится тем, как легко и стремительно, мимоходом, выходят из-под его пера эти поэмы: «Гяур» был написан за одну неделю; «Абидосская невеста» – тоже <…>»41. Традиции фольклора в данном произведении Лермонтова очевидны. Поэтому «Песня...» неоднократно являлась предметом изучения главным образом в связи с проблемой фольклоризма у Лермонтова»42. При этом отмечается отсутствие в данной поэме буквальных заимствований из народной эпической поэзии, художественное переосмысление и творческая переработка Лермонтовым используемого материала, ограниченное включение этого материала в «Песню про … купца Калашникова»43. Мы обнаружили в «Песне...» следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. То за трапезой сидит во златом венце, Сидит грозный царь Иван Васильевич. Позади его стоят стольники, Супротив его всё бояре да князья, По бокам его всё опричники <…> (Т. 4, с. 101–102)
2. Улыбаясь царь повелел тогда Вина сладкого заморского Нацедить в свой золочёный ковш И поднесть его опричникам. (Т. 4, с. 102)
3. Лишь один из них, из опричников, <. . . . . . . . . . . . > В золотом ковше не мочил усов; Опустил он в землю очи тёмные <…> (Т. 4, с. 102)
4. Опустил головушку на широку грудь <…> (Т. 4, с. 102)
5. Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич, Аль ты думу затаил нечестивую? Али славе нашей завидуешь? (Т. 4, с. 102)
6. Ходит плавно – будто лебёдушка <…> (Т. 4, с. 104)
7. Горят щёки её румяные <…> (Т. 4, с. 104)
8. Косы русые, золотистые <…> Т. 4, с. 104)
9. Косы русые, золотистые <. . . . . . . . > По плечам бегут, извиваются <…> (Т. 4, с. 104)
10. С грудью белою <…> (Т. 4, с. 104)
11. С большим топором навостренныим, Руки голые потираючи, Палач весело похаживает <…> (Т. 4, с. 115)
12. И головушка бесталанная Во крови на плаху покатилася. (Т. 4, с. 116)
«Песня про … купца Калашникова» (512 стихов) по объёму почти равна «Паризине» (586 стихов). В обеих поэмах количество стихов, занимаемых лирическими отступлениями, также почти равно: 31 стих (6,1%) в «Песне...» и 38 стихов (6,5%) в «Паризине». Количество стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом в «Песне про... купца Калашникова» (30 стихов) более всего приближается к соответствующему показателю в «Паризине» (24 стиха). Доля стихов с ритмико- синтаксическим параллелизмом в «Паризине» самая высокая из всех восточных поэм (см. таблицу 1). Наиболее высока она и в «Песне про... купца Калашникова» в сравнении с остальными романтическими поэмами Лермонтова (см. таблицу 2). Однако большое количество стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом в данной поэме не только результат воздействия Байрона, но и проявление народно-поэтической традиции, с характерным для неё использованием параллелизма. Отсутствие в «Песне про... купца Калашникова» вопросов поэта, небольшое количество восклицаний и обращений поэта к своим персонажам свидетельствует о меньшей эмоциональности повествователя в «Песне...», чем эмоциональность повествователя в восточных поэмах (см. таблицы 2 и 1). Количество восклицаний персонажей в «Песне...» (19 случаев) превышает соответствующий уровень в «Паризине» (11 случаев), а также в поэмах «Лара» и «Осада Коринфа», объём которых в два раза превышает объём «Песни про … купца Калашникова», что свидетельствует о более высокой эмоциональности персонажей в «Песне...», чем в половине восточных поэм. Этому способствует и большое количество стихов с лирическими повторениями в данной поэме (120 стихов), две трети из которых (80 стихов) приходятся на речь персонажей. Трёхударный тонический стих с дактилическими окончаниями и отсутствием рифмы в «Песне про … купца Калашникова» не соотносятся со стихотворными размерами и рифменным стихом восточных поэм. На этом уровне поэмы наиболее ярко проявляются народно- поэтические традиции. Стихотворные абзацы «Песни...» также отли чаются от стихотворных абзацев восточных поэм: они значительно короче (см. таблицы 2 и l). «Песня про... купца Калашникова» соединена межтекстовыми связями с четырьмя из шести восточных поэм. Наибольшее количество текстуальных заимствований связывает данную поэму с «Корсаром» и «Гяуром». По объёму и особенностям проявления лирической манеры повествования «Песня...» наиболее близка «Паризине». Как и в других романтических поэмах Лермонтова, эмоциональность повествователя в «Песне...» ниже, чем эмоциональность повествователя в восточных поэмах, а эмоциональность персонажей выше, чем в половине восточных поэм. В отличии от всех других романтических поем Лермонтова «Песня про... купца Калашникова» не имеет соответствий с восточными поэмами в области метрики, строфики и рифмы. Здесь в большой степени проявилось фольклорное начало, характерное для данного произведения, которое, вследствие очевидности своего проявления, уводило исследователей от поисков литературных предшественников «Песни...» в зарубежной литературе. Влияние Байрона в поэме «Беглец» (1837–1838) обнаруживается в наличии подзаголовка (Горская легенда) – и вставной песни. Имена персонажей данной поэмы, Гарун и Селим, используются и в «Абидосской невесте». «Беглец» связан интертекстуальными зависимостями с восточными поэмами: 1 . <…> Гяур лукавый <…> (Т. 4, с. 146)
2. И кровь с его глубокой раны Лизал рыча домашний пёс <…> (Т. 4, с. 147)
В маленькой поэме «Беглец» (152 стиха) проявляются три признака лирической манеры повествования байронической поэмы. В «Беглеце» имеются восклицания поэта (3 случая), стихи с лирическими повторениями (10 стихов), восклицания персонажей (13 случаев). При этом количество восклицаний персонажей в «Беглеце» превосходит соответствующий показатель «Паризины» (11 случаев) и равно количеству восклицаний персонажей в «Осаде Коринфа». По объёму «Паризина» превосходит «Беглеца» более чем в три с половиной раза. «Осада Коринфа» больше «Беглеца» в семь раз. Таким образом, эмоциональность персонажей в поэме «Беглец» очень высока. «Беглец» написан в основном четырёхстопным ямбом (86,2% стихов). Парная рифмовка уступает место перекрёстной (60,5% стихов). Стихотворные абзацы «Беглеца» невелики (от 4 стихов до 43). «Беглец» связан интертекстуальными зависимостями с «Гяуром» и «Осадой Коринфа». Из «Абидосской невесты» заимствованы имена персонажей данной поэмы. Эмоциональность персонажей в «Беглеце» выше, чем эмоциональность персонажей в восточных поэмах. «Беглец» написан стихотворным размером, характерным для восточных поэм. Как в большинстве восточных поэм, в «Беглеце» имеется подзаголовок. Стихотворные абзацы «Беглеца» наиболее близки стихотворным абзацам «Лары». В отличие от восточных поэм, в «Беглеце» доминирующее положение занимает перекрёстная рифмовка. Наличие вставной песни в данной поэме также является результатом воздействия творчества Байрона. «Среди многочисленных произведений о демонах в русской поэзии первой половины XIX в. одинокой и недоступной вершиной возвышается поэма Лермонтова «Демон», в которой образ ее главного героя получил проникновенное поэтическое воплощение и глубокий философский смысл»44. За десять лет работы над поэмой «Демон» (1829–1839) Лермонтовым было создано восемь редакций данного произведения. Уже в первой редакции «Демона» <…> с уверенностью штриха, поразительной для пятнадцатилетнего автора, набросан характер, имеющий самую непосредственную схожесть и с Манфредом, и с лирическим героем, которого ввёл в поэзию Байрон»45. «<…> в поздних редакциях «Демона» усиливается тяготение к символико-философскому и, в частности, «мистериальному» осмыслению драмы современной личности и современного сознания, к углублению их содержания до масштабов вселенской драмы <…>», – подчеркивает В. М. Маркович46 «По своему жанру «Демон» – мистериальная трагедия. <...> Сочетание трагедии и мистерии идет от романтических мистерий Байрона и непосредственно дает почувствовать читателю причастность содержания поэмы к мировым проблемам, к истории, настоящему будущему всего человечества»47 Мы рассмотрим текст «Демона», печатающийся по «придворному» списку, в основу которого легла VIII редакция поэмы. Именно этот текст рассматривается как наиболее полный, вобравший в себя все замыслы и замечания Лермонтова48. Две части, из которых состоит «Демон», соответствуют двум песням, на которые делятся поэмы «Абидосская невеста» и «Лара». Воздействие Байрона проявляется в подзаголовке «Восточная повесть». А. Д. Галахов писал о связи «Демона» с «Гяуром» и «Абидосской невестой»49 Алексей Н. Веселовский указывал на подражание в «Демоне» байроновской мистерии «Небо и земля» (1822)50 и драме «Каин» (1821)51. По поводу влияния Байрона в поэме «Демон» В. М. Жирмунский высказал следующее мнение: «Без Байрона не было бы, по крайней мере в том же виде, <…> «Демона» и «Мцыри» и целого ряда романтических поэм 20-х и 30-х гг.»52. Как Байрон писал «Паломничество Чайльд-Гарольда» на протяжении значительного отрезка своей жизни (1809–1818), так и Лермонтов создавал «Демона» в течение почти всей своей творческой жизни (1829–1839). Байрон начал писать «Чайльд-Гарольда» во время первого путешествия, которое подводило итог классическому образованию автора, что обогатило его впечатлениями реальной жизни за пределами Великобритании и вдохновило на создание новых произведений. Лермонтов в период создания «Демона» побывал в первой ссылке на Кавказе (1837), после чего действие данной поэмы было перенесено на Кавказ, а сама она обогатилась географическими, бытовыми и этнографическими подробностями и фольклорными мотивами. Публикация «Паломничество Чайльд-Гарольда» явилась событием. Байрон ввел в литературу нового «байронического» героя. «Демон» появился в период излёта русского романтизма XIX века и стал, наряду с «Мцыри», достойным завершением литературной эпохи, берущей свое начало в том числе и от Байрона. Н. Я. Дьяконова отметила влияние личности Байрона на поэму «Демон»: «Интерес <…> к личности английского поэта Байрона был огромен. Легенда о его сатанинском облике, распространённая в 20-е годы <…> отразилась, как мне кажется, и на концепции «Демона»53. Мы обнаружили в «Демоне» следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. Счастливый, пышный край земли! (Т. 4, с. 185)
2. И кущи роз, где соловьи Поют красавиц, безответных На сладкий голос их любви <…> (Т. 4, с. 185)
Лермонтов при описании Грузии, как и Байрон при описании Греции в начале «Гяура», упоминает пещеры, которые используются как убежище. В поэмах Лермонтова в пещерах пережидают жару олени. В поэме Байрона в пещерах скрываются пираты: 3. Пещеры, где палящим днём Таятся робкие олени <…> (Т. 4, с. 185)
4. То вдруг помчится легче птицы <…> (Т. 4, с. 187)
5. Под ним весь в мыле конь лихой <…> (Т. 4, с. 189)
6. Вдруг впереди мелькнули двое, И больше – выстрел! – что такое!.. (Т. 4, с. 190)
7. Привстав на звонких стременах <...> (Т. 4, с. 190)
8. И дикий крик и стон глухой Промчались <...> (Т. 4, с. 191)
9. Не ждёт их мирная гробница <...> (Т. 4, 191)
10. Не ждёт их мирная гробница Под слоем монастырских плит, Где прах отцов их был зарыт; <. . . . . . . . . . . > Здесь у дороги, над скалою На память водрузился крест <...> (Т. 4, 191)
И в поэме Лермонтова, и в поэме Байрона «Гяур» говорится об одинокой заброшенной могиле. Разница только в том, что Лермонтов описывает могилу христиан, а Байрон – могилу мусульманина. 11. На память водрузится крест; И плющ, разросшийся весною, Его, ласкаясь, обовьёт <...> (Т. 4, 181)
Сходным в поэме «Демон» и в поэме Байрона «Абидосская невеста» является описание плача по погибшему жениху Тамары и умершей Зулейке. 12. В семье Гудала плачь и стоны <...> (Т. 4, 192)
13. В последнем бешеном пожатье Рука на гриве замерла. (Т. 4, с. 192)
14. <…> её окно Озарено лампадой блещет <…> (Т. 4, c. 199)
15. <…> из померкших глаз Слеза тяжёлая катится… (Т. 4, с. 200)
16. Нечеловеческой слезой!.. (Т. 4, с. 200)
17. В душе моей, с начала мира, Твой образ был напечатлён <…> (Т. 4, с. 204)
18. И стал бродить, как метеор <…> (Т. 4, с. 205)
19. Но кто б, о небо! Не сказал, Что взор под ними лишь дремал <…> (Т. 4, с. 212)
20. Цветы родимого ущелья <. . . . . . . . > И сжаты мёртвою рукою (Т. 4, с. 213)
21. И были все её черты <. . . . . . . . > Как мрамор, <…> (Т. 4, с. 213)
22. Улыбка странная застыла, Мелькнувши по её устам. (Т. 4, с. 213)
23. Ещё стоят до сей поры Зубцы развалины старинной. (Т. 4, с. 216)
24. Седой паук, отшельник новый, Прядёт сетей своих основы <…> (Т. 4, с. 217)
О заимствовании Лермонтовым стихов из «Гяура» для поэмы «Демон», приведённых в последнем примере, писал А. Д. Галахов54. По объёму «Демон» (1131 стих) почти равен поэмам «Абидосская невеста» (1214 стихов), «Лара» (1272 стиха), «Осада Коринфа» (1079 стихов). Со всеми этими поэмами «Демона» связывают интертекстуальные зависимости. Двухчастная структура «Демона» соответствует двухчастной структуре «Абидосской невесты» и «Лары». Вопросов поэта в «Демоне» (9 случаев) значительно меньше, чем в трёх указанных восточных поэмах (см. таблицу 1). Восклицаний поэта в «Демоне» (42 случая) меньше, чем в «Абидосской невесте» (59 случаев). Обращений поэта к своему герою и другим персонажам в «Демоне» нет в отличие от «Лары» (3 случая) и, особенно, «Абидосской невесты» (14 случаев) и «Осады Коринфа» (8 случаев). Количество стихов с лирическими отступлениями в «Демоне» (108 стихов) превосходит соответствующий показатель в «Абидосской невесте» (81 стих) и «Ларе» (65 стихов), и меньше количества стихов с лирическими отступлениями в «Осаде Коринфа» (122 стиха). Таким образом, эмоциональность повествователя в «Демоне» ниже эмоциональности повествователя в указанных восточных поэмах. Восклицаний в «Демоне» (59 случаев) больше, чем в «Ларе» (17 случаев) и «Осаде Коринфа» (13 случаев). Количество восклицаний персонажей в «Демоне» почти равно соответствующему показателю в «Гяуре» (61 случай), который больше «Демона» на 203 стиха. Большая часть стихов с лирическими повторениями (69 стихов из 100) в «Демоне» приходится на речь персонажей. Таким образом, эмоциональность персонажей в «Демоне» превосходит эмоциональность персонажей в большинстве восточных поэм. Использование ритмико-синтаксического параллелизма в «Демоне» (18 случаев), как и в других поэмах Лермонтова, остаётся на низком уровне. «Демон» почти полностью написан четырёхстопным ямбом (98,6% стихов). В этом он более всего близок «Гяуру», 98,9% стихов которого написаны четырёхстопным ямбом. Стихотворные абзацы «Демона» (от 9 стихов до 100) более всего соответствуют стихотворным абзацам «Абидосской невесты» и «Паризины» (см. таблицу 1). Перекрёстная рифмовка в «Демоне» объединяет большую часть стихов (56,1%). Характерная для восточных поэм парная рифмовка занимает в «Демоне» второе место (31,6% стихов). Поэма «Демон» связана интертекстуальными зависимостями со всеми восточными поэмами. Однако наибольшее количество зависимостей (11 случаев) приходится на поэму «Гяур». Четыре межтекстовые связи соединяют «Демона» с «Абидосской невестой», а также с «Корсаром» и «Паризиной». Двухчастная структура «Демона» соответствует двухчастной структуре «Абидосской невесты» и «Лары». Эмоциональность в «Демоне» ниже эмоциональности в половине восточных поэм. Эмоциональность повествователя в «Демоне» превосходит эмоциональность повествователя в большинстве восточных поэм. В отношение использования стихотворного размера «Демон» ориентируется на «Гяура» и «Паризину», в отношение строфического членения – на «Паризину» и «Абидосскую невесту». Доминирующая в восточных поэмах парная рифмовка, как и в ряде романтических поэм Лермонтова, отходит в «Демоне» на второй план, уступая место перекрёстной рифмовке. Использование ритмико-синтаксического параллелизма в «Демоне» продолжает оставаться на низком уровне. Поэма «Мцыри» (1839), так же, как поэма «Гяур», названа иностранным для автора словом со значением, относящимся к сфере религии. Слово мцыри служит для обозначения одного из наиболее низких духовных званий, слово гяур – для обозначения лица, не исповедующего ислам. «Мцыри» – результат художественного обобщения впечатлений Лермонтова от поездки в Грузию в 1837 году. «Гяур» – следствие путешествия Байрона по Греции и Албании 1809 года. Оба поэта взялись за создание своих поэм сразу по возвращении домой. В грузинской Мцхете Лермонтов познакомился с монахом, который рассказал ему историю своей жизни, что наряду с другой информацией, известной Лермонтову, легло в основу поэмы «Мцыри». Байрон во время путешествия по Греции и Албании спас от смерти молодую турчанку из гарема одного купца, которая провинилась перед хозяином. Байрон отбил ее, когда молодую женщину, зашитую в мешок, несли к морю, чтобы утопить как неверную жену согласно обычаю. Затем Байрон помог ей скрыться. Это легло в основу сюжета «Гяура», что до некоторой степени обосновывает мнение многочисленных современников Байрона и огромного количества его читателей, что герой Байрона – сам Байрон и есть. Впрочем, Лермонтова также считали подлинным героем его произведений, по крайней мере, в смысле подлинности психологического портрета. При этом, «как «Паломничество Чайльд-Гарольда» и «Дон-Жуан» не сочинения о людях, чьи имена стоят в заглавии поэм, а о местах, где они побывали, так и «Мцыри» и «Демон» строятся вокруг картин природы в большей степени, чем вокруг условной биографии героев»55. Эпиграф к поэме «Мцыри» может рассматриваться как одно из вероятных проявлений байроновского воздействия. Четыре из шести восточных поэм Байрон снабжает эпиграфами. В «Мцыри» имеется также вставная песня, характерный элемент произведений Байрона. А. Д. Галахов указывал также на связь «Мцыри» с «Мазепой» и «Шильонским узником» Байрона56. Н. Я. Дьяконова и Г. В. Яковлева отметили связь некоторых стихов «Мцыри» со стихами «Паломничества Чайльд-Гарольда»57. Мы обнаружили в «Мцыри» следующие межтекстовые связи с восточными поэмами: 1. Был монастырь. Из-за горы И нынче видит пешеход Столбы обрушенных ворот, И башни, и церковный свод; <. . . . . . . . > <. . . .> могильных плит, Которых надпись говорит О славе прошлой <…> (Т. 4, с. 148)
2. Я мало жил <…> (Т. 4, с. 150)
Герой поэмы «Мцыри», как и герой поэмы «Гяур», желает жизни, наполненной трудностями. В обоих случаях желания являются невыполнимыми. 3. Таких две жизни за одну, Но только полную тревог, Я променял бы, если б мог. (Т. 4, с. 150)
4. Меня могила не страшит <…> (Т. 4, с. 152)
5. Он встретил смерть лицом к лицу, Как в битве следует бойцу!.. (Т. 4, с. 164)
6. А надо мною в вышине Волна теснилася к волне <…> (Т. 4, с. 168)
7. Ты остальное знаешь сам. (Т. 4, с. 159)
8. Я б рай и вечность променял (Т. 4, с. 170)
9. Когда я стану умирать, И, верь, тебе не долго ждать <…> (Т. 4, с. 170)
Эмоциональность повествователя в «Мцыри» относительно невысока. В поэме имеется одно восклицание поэта, вопросов и обращений поэта к своему герою и другим персонажам нет. Лирическими отступлениями занято девятнадцать стихов. Низкие количественные показатели, фиксирующие наличие указанных признаков лирической манеры повествования, объясняются тем, что большую часть поэмы составляет исповедь героя (673 стиха). Исповедь героя в «Мцыри» почти в два раза превосходит исповедь героя в «Гяуре» (358 стихов). При этом по объёму «Гяур» почти в два раза превосходит «Мцыри». Количество восклицаний персонажей в «Мцыри» (29 случаев) превышает количество восклицаний персонажей в наиболее близкой к «Мцыри» по объёму «Паризине» (11 случаев) и в больших по объёму «Осаде Коринфа» (13 случаев) и «Ларе» (17 случаев). Количество стихов с лирическими повторениями в «Мцыри» (57 стихов) превышает соответствующий показатель «Паризины» (48 стихов) и сравнимо с количеством стихов с лирическими повторениями в каждой из восточных поэм (см. таблицу 1). Большая часть стихов с лирическими повторениями в «Мцыри» приходится на исповедь героя. Таким образом, эмоциональность героя в «Мцыри» довольно высока. Стихов с ритмико-синтаксическим параллелизмом в данной поэме немного (8 стихов). Четырёхстопным ямбом в «Мцыри» написана такая же доля стихов, что и в «Гяуре» – 98,9%. Объём стихотворного абзаца в «Мцыри» (от 11 стихов до 62) наиболее соответствует объёму строфы «Лары» (от 8 стихов до 68). Парная рифмовка в «Мцыри» объединяет 79,2% стихов. «Мцыри» связан интертекстуальными зависимостями с «Гяуром» и «Осадой Коринфа». Большинство межтекстовых связей приходится на поэму «Гяур», на которую «Мцыри» ориентируется в использовании стихотворного размера. Как и в «Гяуре», в «Мцыри» имеется исповедь героя. Однако в «Мцыри» она имеет большее значение, чем в «Гяуре», составляя основной стиховой объём произведения. Как и в ряде других романтических поэм Лермонтова, эмоциональность повествователя в «Мцыри» ниже эмоциональности повествователя в восточных поэмах, а эмоциональность героя выше, чем эмоциональность персонажей в половине восточных поэм. Как и в других романтических поэмах Лермонтова, использование ритмико-синтаксического параллелизма в «Мцыри» остаётся незначительным. В отношении строфического членения «Мцыри» ориентируется на «Лару». Большая часть стихов «Мцыри» объединена парной рифмовкой, доминирующей в восточных поэмах. Как указывают ряд исследователей, популярности восточных поэм способствовало то, что читатели ассоциировали их героев с самим Байроном. При этом герои восточных поэм действительно обладают чертами своего создателя58. Мы проанализировали семнадцать романтических поэм Лермонтова. В пяти из них имеется восемь эпиграфов из четырёх восточных поэм Байрона. Четыре эпиграфа заимствованы из «Гяура», два – из «Корсара», по одному из «Абидосской невесты» и «Паризины». Использование эпиграфов из Байрона свидетельствует о значимости для Лермонтова творчества английского поэта. С другой стороны, идея снабдить эпиграфом литературное произведение или же его отдельную главу, или часть опирается на опыт Байрона. У Байрона эпиграфы имеются к четырём из шести восточных поэм. В «Корсаре» эпиграфом снабжены также все три песни. Кроме того, к семи поэмам из семнадцати у Лермонтова имеются подзаголовки. В шести случаях в подзаголовке используется слово повесть, в одном случае – слово легенда. Из шести восточных поэм подзаголовки имеются к четырём. В каждом из них есть слово tale. «<…> в подзаголовках «Гяура» и «Абидосской невесты» стоит гораздо более конкретное обозначение: «турецкая повесть» <…>»59. Имена пяти героев из четырёх романтических поэм Лермонтова заимствованы из восточных поэм. Три имени – из «Абидосской невесты», по одному – из «Корсара» и «Гяура», имя героя «Абидосской невесты» Селим используется сразу в двух поэмах Лермонтова. Имена героинь «Джюлио» и «Литвинки», Лора и Клара, представляют собой анаграммы байроновского Лары. Героиня поэмы «Ангел смерти» названа именем дочери Байрона – Ада. Таким образом, в семи романтических поэмах Лермонтова восемь героев носят имена, связанные с творчеством и жизнью Байрона. Каждая из семнадцати романтических поэм Лермонтова связана интертекстуальными зависимостями с одной или несколькими восточными поэмами. «Измаил-Бей», «Аул Бастунджи» и «Демон» имеют связи со всеми шестью восточными поэмами. Наибольшее количество поэм Лермонтова, тринадцать из семнадцати, связаны интертекстуальными зависимостями с «Гяуром». Десять поэм Лермонтова – с «Осадой Коринфа». Девять романтических поэм соединены межтекстовыми связями с «Ларой». Восемь поэм – с «Абидосской невестой», и столько же с «Паризиной». Шесть поэм имеют межтекстовые связи с «Корсаром». Если романтическая поэма Лермонтова связана с несколькими восточными поэмами, то в большинстве случаев (10 поэм из 15) можно оделить одну или две поэмы Байрона, на которые приходится наибольшее количество межтекстовых связей. Чаще всего в такой позиции оказывается поэма «Гяур». Межтекстовые связи с «Гяуром» играют определяющую роль для восьми романтических поэм Лермонтова («Последний сын вольности», «Измаил-Бей», «Хаджи Абрек», «Мцыри» и др.). Из этих восьми поэм в отношении четырёх «Гяур» делит определяющую роль с «Ларой» и «Корсаром». Межтекстовые связи с «Ларой» наиболее важны для четырёх романтических поэм Лермонтова. Межтекстовые связи с «Корсаром» и «Паризиной» играют определяющую роль в отношении одной поэмы Лермонтова в каждом случае («Песня про... купца Калашникова», «Боярин Орша»). Из шести восточных поэм Байрона наибольшее влияние на исследованные нами романтические поэмы Лермонтова оказала поэма «Гяур». Она имеет межтекстовые связи с тринадцатью из семнадцати поэм Лермонтова, описанных в данной главе. Другие восточные поэмы связаны с меньшим количеством поэм Лермонтова. Кроме того, «Гяур» связан с тринадцатью поэмами Лермонтова наибольшим числом интертекстуальных зависимостей (61 зависимость). К примеру, поэму «Лара» связывает с девятью поэмами Лермонтова только тридцать две интертекстуальные зависимости, а «Осада Коринфа» соединена с десятью поэмами Лермонтова всего тринадцатью межтекстовыми связями. Из семнадцати исследованных нами поэм Лермонтова наибольшее влияние творчества Байрона испытала поэма «Аул Бастунджи». Она связана со всеми шестью восточными поэмами Байрона семнадцатью интертекстуальными зависимостями. Среди рассмотренных нами в данной главе поэм Лермонтова есть еще две поэмы «Демон» и «Измаил-Бей», которые соединены межтекстовыми связями со всеми восточными поэмами. Однако «Демон» больше «Аула Бастунджи» почти в два раза, а «Измаил-Бей» превышает «Аул Бастунджи» почти в четыре раза (см. таблицу 2). При этом, количество интертекстуальных зависимостей, соединяющих «Демона» (24 зависимости) и «Измаил-Бея» (22 зависимости) с восточными поэмами сравнимо с количеством интертекстуальных зависимостей, соединяющих «Ауле Бастунджи» (17 зависимостей) с восточными поэмами. Влияние Байрона в «Ауле Бастунджи» проявляется также в выборе имени героя, в особенностях метрики и исторической организации поэмы. В меньшей степени, по сравнению с другими исследованными нами поэмами Лермонтова, влияние Байрона проявляется в поэме «Джюлио». «Джюлио» связан тремя интертекстуальными зависимостями с одной восточной поэмой. Одна межтекстовая связь соединяет «Джюлио» со стихотворением Байрона. При этом, наиболее близкие «Джюлио» (526 стихов) по объему поэмы «Ангел смерти» (550 стихов), «Литвинка» (524 стиха), «Песня про … купца Калашникова» (512 стихов) соединены двенадцатью или тринадцатью интертекстуальными зависимостями с тремя или четырьмя восточными поэмами. Особенности проявления лирической манеры повествования, особенности рифмовки и использование стихотворного размера в романтической поэме Лермонтова зависят от того, с какой восточной поэмой данная поэма Лермонтова имеет межтекстовые связи. Например, поэма «Исповедь» связана интертекстуальными зависимостями только с «Паризиной». Особенности проявления лирической манеры повествования в «Исповеди» более всего напоминают реализацию лирической манеры повествования в «Паризине». «Исповедь» полностью написана четырёхстопным ямбом, стихотворным размером, доминирующим в «Паризине». Парная рифмовка в «Исповеди», как и в «Паризине», объединяет большую часть стихов поэмы. «Боярин Орша» связан интертекстуальными зависимостями с четырьмя восточными поэмами. Среди них – «Осада Коринфа». Определяющую роль играют межтекстовые связи с «Паризиной». «Паризина» оказывает влияние на выбор стихотворного размера «Боярина Орши». Особенности рифмовки и строфического членения «Бoярина Орши» более всего соответствуют особенностям рифмовки и строфического членения «Осады Коринфа». Для романтических поэм Лермонтова характерны следующие особенности. В большинстве этих поэм (12 поэм) эмоциональность персонажей превосходит эмоциональность персонажей в восточных поэмах или же в половине восточных поэм. Использование ритмико- синтаксического параллелизма в романтических поэмах Лермонтова играет значительно меньшую роль, чем в восточных поэмах Байрона. В отношение строфического членения романтические поэмы Лермонтова ориентированы на поэму «Лара». В семнадцати исследованных нами поэмах Лермонтова мы выявили межтекстовые связи с восточными поэмами Байрона. В каждой из семнадцати поэм мы обнаружили признаки лирической манеры повествования байронической поэмы. В маленьких, незаконченных поэмах всегда присутствует несколько разрозненных признаков лирической манеры повествования. В более крупных поэмах эти признаки организуются в систему. Реализация лирической манеры повествования в романтической поэме Лермонтова, как правило, имеет сходства с реализацией лирической манеры повествования в тех восточных поэмах, с которыми данная поэма Лермонтова имеет межтекстовые связи. Романтические поэмы Лермонтова соотносятся с восточными поэмами Байрона также в области метрики, строфики и рифмы. Заимствование различных элементов из восточных поэм характеризуется наличием особенностей, общих для романтических поэм Лермонтова в целом. При этом каждая поэма Лермонтова обладает индивидуальными чертами и неповторима. Примечания. 1 Усманова Р. Ф. Джордж Гордон Байрон // Байрон Дж. Г. Собрание сочинений в четырёх томах. – М.: Правда, 1981. – Т. 1. – С. 24. 2 Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин // Пушкин и западные литературы: Избранные труды. – Л.: Наука, 1978. – С. 32. 3 Сидорченко Л. В. О прототипах героев восточных повестей Байрона // Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1973. – Т. 22. – Вып. 2. – С. 122. 4 Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин // Пушкин и западные литературы… С. 31. 5 Жирмунский В. М. Проблемы сравнительно-исторического изучения литератур // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. – С. 70. Эта же мысль излагается также в статье Жирмунский В. М. Литературные течения как явление международное // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад… С. 150. 6. Gayly Ch. M., Young C. C. English Poetry. Its Principles and Progress. – New York – London, 1914. – P. 204. 7. Байрон // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 43. 8. Жирмунский В. М. Стихотворения Гёте и Байрона. «Ты знаешь край?..» («Kennst du das Land?..» – «Know Ye the Land?..») Опыт сравнительно- стилистического исследования. // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. – С. 423. 9. «Две невольницы» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 128. 10. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин // Пушкин и западные литературы: Избр. тр. – Л.: Наука, 1978. – С. 100 11. «Джюлио» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 139. 12. «Исповедь» // Лермонтовская энциклопедия. – M.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 202. 13. Спасович В. Д. Байронизм Пушкина и Лермонтова // Вестник Европы, 1888. №3. – С. 513–514 14. «Каллы» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 216. 15. Оссиан // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Больная Российская энциклопедия, 1999. – С. 357. 16. Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе (конец XVIII – первая половина XIX). – Л.: Наука, 1980. – С. 56. 17. Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе… С. 128. 18. Жирмунский В. М. Английский предромантизм // Из истории западноевропейских литератур. – Л.: Наука, 1981. – С. 163. 19. Генцель Я. Замечания о двух поэмах Лермонтова («Последний сын вольности», «Демон») // Русская литература, 1967, №2. С. 126. 20. Недосёкина Т. А. Поэма «Последний сын вольности» // Русская речь. – 1974. – №5. – С. 32. 21. «Азраил» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 28. 22. Жирмунский В. М. Байрон // Из истории западноевропейских литератур. – Л.: Наука, 1981. – С. 219 23. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин // Пушкин и западные литературы: Избр. тр. – Л.: Наука, 1978. – С. 110. 24. «Ангел смерти» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 30. 25. «Моряк» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 286 26. Пейсахович М. А. Онегинская строфа в поэмах Лермонтова // Филологические науки. – 1961. – №1. – С. 27. 27. Rutherford A. Byron. A Critical Study. – Edinburgh – London, 1961. P. 42; MacGann J. J. Fiery Dust. Byron’s Poetic Development. – Chicago – London, 1968. P. 190; Blackstone B. Byron. Lyric and Romance. – London, 1970. – P. 46. 28. Пейсахович М. А. Онегинская строфа в поэмах Лермонтова… С. 27. 29. Галахов А. Д. Лермонтов // Русский вестник. – 1858. – Т. 16. – С. 278–280. 30. Веселовский А. Н. Западное влияние в новой русской литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 183 31. Пейсахович М. А. Строфика Лермонтова // Творчество М. Ю. Лермонтова. – М.: Наука, 1964. – С. 477. 32. Дьяконова Н. Я. Поэма Байрона «Видение суда» и её итальянские источники // Русская филология. Учёные записки Смоленского государственного педагогического университета. Т. 6. – Смоленск: СГПУ, 2002. – С. 238. 33. «Аул Бастунджи» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 40. 34. «Хаджи Абрек» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 601. 35. «Боярин Орша» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 68. 36. Веселовский А. Н. Западное влияние в новой русской литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 183. 37. Галахов А. Д. Лермонтов // Русский вестник. – 1858. – Т. 16. – С. 280. 38. Галахов А. Д. Лермонтов // Русский вестник… С. 281. 39. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 411. 40. The Works of Lord Byron. Poetry. – London: John Murray; New-York: Charles Scribner’s Sons. Vol. III. 1904. – P. 149. 41. Елистратова А. А Наследие английского романтизма и современность. – М.: Издательство АН СССР, 1960. – С. 297. 42. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С, 412. 43. «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» // Лермонтовская энциклопедия… С. 411 44. Алексеев М. П. Чарлз Роберт Метьюрин и русская литература // Английская литература: Очерки и исследования. – Л.: Наука, 1991. – С. 319. 45. Зверев А. М. Байрон в поэтическом сознании Лермонтова // Великий романтик. Байрон и мировая литература: [Сб. ст. / Отв. ред. С. В. Typaeв]. – М.: Наука, 1991. – С. 152. 46. Лермонтов и русская проза 19 в. // Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. – С. 488. 47. Коровин В. И. Творческий путь М. Ю. Лермонтова. – М.: Просвещение, 1973. – С. 203. 48. Примечания. Демон // Лермонтов М. Ю. Соч. в 6 т. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1954–1957. – Т. 4. – С. 412–415. 49. Галахов А. Д. Лермонтов // Русский вестник. 1858. – Т. 16. – С. 280, 286. 50. Веселовский А. Байрон: Биографический очерк. 2 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1914. – С. 271. 51. Веселовский А. Н. Западное влияние в новой русское литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 184. 52. Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. – Л.: Наука, 1982. – С. 24. 53. Дьяконова Н. Я. Из наблюдений над журналом Печорина // Русская литература. – 1969. – № 4. – С. 115. 54. Галахов А. Д. Лермонтов // Русский вестник. – 1858. – Т. 16. – С. 280. 55. Либерман А. Лермонтов и Тютчев // Михаил Лермонтов, 1814–1989: Материалы Норвичского симпозиума, 1989. – СПб.: Максима, 1992. – С. 100. 56. Галахов А. Д. Лермонтов // Русский вестник. – 1858. – Т. 16. – С. 281. 57. Дьяконова Н. Я., Яковлева Г. В. Кольридж и его литературные современники // Филологические науки, 1994, № 5–5. – С. 53. 58. Elton O. A Survey of English Literature. Vol. 2. 1780–1830. – London, 1924. – P. 114; Lovell E. Byron: the Record of a Quest. Studies in Poet’s Concept and Treatment of Nature. – Camden, 1966. – P. 138; MacGann J. J. Fiery Dust. Byron’s Poetic Development. – Chicago – London, 1968. – P. 83–85; Doherty F. M. Byron. – London, 1968. – P. 59. 59. Елистратова А. А. Байрон. – М.: Издательство АН СССР, 1956. – С. 77.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ И Байрон по материнской линии, и Лермонтов по отцовской были потомками шотландской знати. Гордоны, род, к которому принадлежала мать Байрона, в прошлом состояли в некотором родстве с шотландскими королями. Джордж (Юрий) Лермонт, основатель рода Лермонтовых в России, происходил от Лерманта, сторонника короля Шотландии Малькольма III (XI век), боровшегося с Макбетом (события эти описаны Шекспиром в трагедии «Макбет»). После разгрома Макбета Лермант получил во владение деревню Дарси и, тем самым, стал дворянином. Начала биографий как Байрона, так и Лермонтова почти совпадают с двумя важнейшими датами в мировой истории, определившими и последующее историческое развитие, и судьбы самих поэтов. Байрон родился за год до взятия Бастилии, начала Великой французской революции 1789–1794 годов. Лермонтов – через два года после Бородинского сражения, пика Отечественной войны 1812 года. Событий этих Байрон и Лермонтов помнить не могли, но каждый из них рос в новую эпоху, порожденную одним из этих событий и всецело отразившуюся в мировоззрении и творчестве великих поэтов. И Лермонтов, и Байрон воспитывались без отцов. У Лермонтова это случилось по причине несовместимости характеров его бабушки и отца, который оставил двухлетнего сына на воспитание своей теще. С двенадцатилетнего возраста (лето 1827 года) Лермонтов регулярно виделся с отцом до его смерти в 1831 году. Отец Байрона покинул семью вскоре после рождения сына, а когда тому было четыре года (1792), он умер, находясь за границей. Когда в 1830 году Лермонтов изучал биографию Байрона, его очень заинтересовали параллели, которые он видел в жизни Байрона и своей. Когда Лермонтову было 10 лет (лето 1825 года) он испытывал очень сильное чувство к одной девочке, находясь на кавказских минеральных водах. Сам он называл это любовью. Нечто подобное Байрон ощущал в 8 лет (1796) к Мэри Дафф, о чем позже напишет в стихотворении «Когда я как горец…» (When I Roved a Young Highlander…). В биографии Лермонтова и Байрона были и другие соответствия. Лермонтов, как и Байрон, пережил карантин. Это случилось осенью 1830 года, когда Москву оцепили войска из-за проникновения в город холеры из восточных областей страны. Байрон попал под карантин на Мальте в мае 1811 года, когда возвращался домой в Англию после первого путешествия. И Лермонтов, и Байрон совершили в жизни по два путешествия на юг. Байрон – в средиземноморье, Лермонтов – на Кавказ. Поездки Лермонтова были вынужденными (первая и вторая ссылки), как и вторая поездка Байрона, когда ему пришлось покинуть родину из-за крайне отрицательного общественного мнения, сложившегося вокруг его личности. Оба поэта не пользовались поддержкой и одобрением властей. Оба закончили жизнь вдали от дома. Лермонтов – на территории своей страны, на не до конца еще освоенном в то время Кавказе. Байрон – в Греции. Каждый не вернулся из своего второго путешествия. Лермонтову в начале 1841 года во время второй ссылки удалось получить отпуск и побывать в Петербурге. Однако в апреле ссылка продолжилась. Байрон, уехав из Англии в 1816 году, жил в Швейцарии, Италии и умер в Греции во время войны за независимость, в которой принимал деятельное участие. Обоим поэтам не было оказано почестей после смерти. Байрона не похоронили в Вестминстерском аббатстве, где покоятся великие люди Британии: он похоронен в родовом Ньюстеде. Ни о каком посмертном собрании сочинений Лермонтова и иных вопросах (как это было после смерти Пушкина) речи не шло. Первое путешествие как в жизни Байрона, так и Лермонтова сыграло значительную роль. После него у обоих поэтов начинается очень плодотворный творческий период. Байрон публикует две первые песни «Паломничества Чайльд-Гарольда», пишет шесть восточных поэм, лирический цикл «Еврейские мелодии», несколько стихотворений наполеоновского цикла и ряд других стихотворений. Лермонтов пу-бликует «Тамбовскую казначейшу», «Песню про… купца Калашникова», перерабатывает и завершает работу над поэмой «Демон», пишет «Мцыри», создает первый русский реалистический роман в прозе «Герой нашего времени», пишет лирические стихотворения. У Байрона этот период завершается отъездом из Англии и эмиграцией, у Лермонтова – второй ссылкой на Кавказ. Сходные обстоятельства в жизни Лермонтова и Байрона относятся и к сфере любви. Когда Байрону было 15 лет, он страстно полюбил Мэри Чаворт. Ей было 18 лет. Все закончилось трагично для Байрона – он случайно подслушал разговор и узнал, что у него нет надежды. Эмоциональная травма повлияла на всю последующую жизнь поэта. В 16 лет Лермонтов влюбился в Наталию Иванову. Она была на год старше. Последовавший разрыв оказал глубокое влияние на дальнейшую жизнь Лермонтова. И Лермонтов, и Байрон предчувствовали свою близившуюся смерть. Лермонтов открыто говорил об этом на прощальном вечере 12/24 апреля 1841 года перед окончательным отъездом на Кавказ и своей родственнице Е. Быховец в день последней дуэли 15/27 июля 1841 года за несколько часов до смерти1. Байрон, отъезжая в Грецию, в конце декабря 1823 года чувствовал, что направляется в свою последнюю поездку. Эти мысли нашли отражение в его последних стихах, написанных на греческой земле: 5.
2.
3.
10.
Л. П. Гроссман полагал, что за Лермонтовым «необходимо признать значение самого гениального байрониста мировой поэзии»4. В различных произведениях Лермонтова обнаруживаются разнообразные проявления художественного воздействия творчества Байрона. Изучая произведения Лермонтова, которые уже соотносились с произведениями Байрона, почти всегда можно обнаружить, что они связаны и с теми произведениями Байрона, с которыми их ранее не сопоставляли. Большинство произведений Лермонтова, испытавших воздействие творчества английского поэта, связаны не с одним, а с несколькими произведениями Байрона. Среди произведений Лермонтова связанных с произведениями Байрона, всегда есть произведения, которые испытали воздействие творчества Байрона в большей мере и в меньшей мере. Таким образом, можно говорить о степени воздействия произведений Байрона на творчество Лермонтова. На произведения Лермонтова оказали влияние произведения Байрона, написанные на протяжении всей жизни английского поэта. При этом произведения Байрона, созданные в разные периоды его жизни, с разной интенсивностью влияют на разные произведения Лермонтова. Воздействие творчества Байрона на творчество Лермонтова проявляется в наличии между произведениями данных поэтов соответствий в лексике, синтаксисе, стихотворном размере, строфической организации, рифменных системах, эмоциональном фоне. Реализация лирической манеры повествования в романтической поэме Лермонтова, как правило, имеет сходства с реализацией лирической манеры повествования в тех восточных поэмах, с которыми данная поэма Лермонтова имеет межтекстовые связи. Лермонтова привлекает трагическая лирика Байрона (стихи 1816 г., «Еврейские мелодии») и поэмы Байрона (восточные поэмы в частности). Лермонтов заимствует из произведений Байрона отдельные выражения, стихи, строит свои стихи по синтаксическим и метрическим моделям Байрона, ориентируется на композицию байроновских произведений, частично заимствует содержание. Влияние произведений Байрона в лирике Лермонтова проявляется в наличии межтекстовых связей, сходства метрики, строфической организации и рифменных систем. Влияние Байрона в поэмах Лермонтова аналогично влиянию Байрона в лирике Лермонтова, однако в поэмах воздействие Байрона проявляется и в отношении лирической манеры повествования. Всегда можно выделить произведения Байрона, влияние которых особо значимо для произведений Лермонтова. Для произведений Лермонтова, рассмотренных в данной диссертации, такое значение имеют стихотворение «Сон» («The Dream») и поэма «Гяур». «Сон» привлекал Лермонтова, вероятно, потому, что помимо прочих элементов поэтического байронизма, содержал в себе наиболее полную, по сравнению с другими образцами лирики Байрона, историю души английского поэта. Этим, по-видимому, объясняется и большая популярность «Сна» среди современников Лермонтова. «Гяур» был значим для «Лермонтова, видимо, потому, что в нём наиболее отчётливо, по сравнению с другими восточными поэмами, проявилась «вершинная» композиция, характерная для романтических поэм Байрона. Сгладить отрывочность повествования в «Гяуре» не смогли даже многочисленные добавления Байрона5. «Переходы в «Гяуре» внезапны, но в высшей степени эф- фектны; и хотя ни в одном месте основная линия рассказа не поддерживается, она нигде не является затуманенной или же непонятной»6. Кроме того, «Гяур» давал в наиболее чистом виде, по сравнению с остальными восточными поэмами, тип отверженного и страдающего героя-одиночки. Герой данной поэмы Байрона не был ни пиратом, ни приёмным или же незаконнорожденным сыном правителя-тирана, как не был и предводителем большого войска. Среди героев восточных поэм Гяур наиболее естественен, «<…> Гяур предстаёт перед читателем как гордый, одинокий герой, который открыто не повинуется законам общества. В то же время он волнует читателя своей таинственностью, пленяет своими чувствами и страстями»7. Для того, чтобы выявить межтекстовые связи произведений Лермонтова с произведениями Байрона, мы чётко определили критерии выделения межтекстовых связей (лексический, синтаксический, метрический, эмоциональный, содержательный, композиционный). Исследуя лирическую манеру повествования в поэмах Лермонтова и Байрона, мы разработали методику изучения лирической манеры повествования романтической поэмы. Всё это может быть учтено или использовано будущими исследователями в своих работах. Кроме того, данные, полученные в ходе исследования, способствуют более глубокому пониманию особенностей творческого процесса Лермонтова, его произведений, самобытности русского поэта. Увлечение творчеством Байрона характерно для современников Лермонтова. Много взявший и многому научившийся у Байрона Пушкин на определённом этапе своей художественной эволюции ушёл от байронизма. «Преодоление культа Байрона сделалось одним из аспектов перехода Пушкина к реализму»8. При этом «двух великих русских поэтов, представителей двух эпох, разделённых, как рубежом, 1825 годом, привлекали разные стороны в поэзии Байрона»9. «Молодой поэт Пушкин воспринимает в романтическом искусстве совсем иные – доромантические по происхождению, предреалистические по смыслу – его элементы. Те самые, которые, не принадлежа собственной природе самого романтизма, определяют его объективную историческую роль как необходимого промежуточного звена между нормативной эстетикой классицизма и реалистической «поэзией действительности». Речь идёт о принципах характерности, историзма, национальной самобытности, и раскрепощении формы, отбрасывающей оковы «правил» и «образцов». Именно это и только это прочно усваивает Пушкин в годы творческого контакта, с культурой Байрона, Шатобриана, Констана и Вальтера Скотта»10. Воздействие Байрона характеризует все этапы жизни и творческой эволюции Лермонтова. «<...> байронизм Лермонтова имел ту важную заслугу, что сохранил несомненный талант поэта, проведя его невредимо скрозь житейскую тину. <...> указал исход для возмущённого общественною неправдой чувства <...>. Поэзия, в ту пору для него возможная лишь в байроновском духе, развила в нём своеобразную личность, выделяющуюся из общественной среды, где не терпели никакой личной инициативы или самобытности. Наконец, в чисто художественном отношении, байроновский культ вызвал столько живых образов, звучных, блестящих и глубоко искренних строф <...>»11. Испытав влияние Байрона, Лермонтов стал тем писателем, которого мы знаем. Не будь этого влияния, по-видимому, творчество Лермонтова приобрело совсем другие очертания и значение. Однако, испытав влияние Байрона и сохранив свою самобытность, «<...> загадочный юноша Лермонтов совершил, казалось бы, невозможное: в лирике своей личной волей продлил жизнь романтизма и одновременно создал произведения огромной реалистической силы и глубины, возродил русский роман («Герой нашего времени») и драму («Маскарад»), заставил уставших от романтических поэм читателей выучить наизусть «Демона» и «Мцыри». Мощь и разнообразие лермонтовского гения поразительны <…>»12. Короткая жизнь и ранняя смерть Лермонтова порождают две мысли. Первая. Русская литература понесла невосполнимую утрату. Эту точку зрения разделяли в большей или меньшей мере современники поэта, последующие поколения; разделяют ее и сейчас. Это достаточно очевидно. Сложно представить, что случилось бы, если бы Лермонтов прожил дольше. Но очертания русской литературы были бы иными. Мы знаем по свидетельству В. Г. Белинского о замыслах Лермонтова написать романы из эпохи Екатерины II, Александра I и современности (царствование Николая I)13. Причем, роман из времени Николая I, по-видимому должен был рассказывать о Кавказской и Персидской войнах, Грибоедове и его гибели14. Этим планам не суждено было сбыться. По-своему один из подобных замыслов осуществил Л. Н. Толстой в «Войне и мире», воодушевившись лермонтовским «Бородином»15 и «Сказкой для детей»16. Время Николая I нашло свое отражение в кавказских произведениях Л. Толстого. А роман о Грибоедове был написан лишь в 1927–1928 годах Ю. Н. Тыняновым («Смерть Вазир-Мухтара»). Вторая мысль. Чтобы стать великим национальным писателем-патриотом мирового масштаба, нужно быть достаточным космополитом. Эта мысль не столь очевидна. И в прошлом, и в настоящем читатели и исследователи далеко не всегда разделяли такую, или сходную точку зрения. А иногда и противостояли ей. Хотя подобные мнения были, например, у Белинского: «Любовь к отечеству должна выходить из любви к человечеству, как частное из общего. Любить свою родину значит – пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому»17. Писатели могут быть крестьянскими, салонными, узко-национальными. Но чтобы стать воистину великим писателем, выразить свою страну, свое время, говорить от имени народа и эпохи, нужно иметь достаточно источников, оснований, чтобы говорить. Эти источники знаний, мудрости писателя, основания, на которых строится его творчество, могут быть фольклорными, могут порождаться правдой и суровостью жизни, с которой пришлось столкнуться писателю, могут проистекать из изучения философии и других наук, из познания чужих иностранных культур. Чем больше источников, тем ближе писатель к всеохватности, а создаваемая панорама, образ, картина, идея –многоцветнее и парадоксальнее. Потому что информация от многих источников, преломляясь в сознании художника и в его бессознательном, удивительно преобразуется, переплетается, давая неожиданный и более точный результат. Как в научном изыскании, чем больше получено экспериментальных данных, тем меньше погрешность, тем точнее результат, тем основательнее теория. Любая система прочнее, чем больше подпорок, оснований она имеет. Таково и творчество писателей, разносторонне и глубоко познавших окружающий мир. И Лермонтов здесь не исключение. Творчество Байрона, Грибоедова, Пушкина, Л. Толстого лишь подтверждает это. Примечания. 1 Быховец Е. Г. Из письма // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подгот. Текстов, вступ. статья и прим. М. И. Гиллельсона и В. А. Мануйлова. – М.: Художественная литература, 1964. – С. 354–355. 2 Selections from Byron. – M.: Progress Publishers, 1979. – P. 258. 3 Selections from Byron. – M.: Progress Publishers, 1979. – P. 260–262. 4. Гроссман Л. П. Русские байронисты // Байрон. 1824–1924: Сборник статей. – М. – Л.: Светоч, 1924. – С. 75. 5. Marshal W. H. The Accretive Structure of Byron’s «The Giaour» // Modern Language Notes, 1961, vol. 76 N. 6. – P. 502 – 509; Kirchner J. The Function of the Person in the Poetry of Byron // Salzburg Studies in English Literature. Romantic Reassessment, 1973, vol. 15. – P. 41 – 44. 6. Clinton G. Memoir of the Life and Writings of Lord Byron. – Dublin, 1826. – P. 196. 7. Сидорченко Л. В. Байрон и национально-освободительное движение на Балканах. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1977. – С. 49. 8. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. – Л.: Просвещение, 1983. – С. 214. 9. Чавчанидзе Д. Байрон и русские поэты // Литература в школе. – 1972. – №5. – С. 79. 10. Маркович В. М. «Герой нашего времени» и становление реализма в русском романе // Русская литература. – 1967. – №4. – С. 63. 11. Веселовский А. Н. Западное влияние в новой русской литературе. 3 изд. – М.: Типо-лит. Т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1906. – С. 186. 12. Сахаров В. «Онегинское» у Лермонтова // Вопросы литературы. – 2003. – Март – Апрель. – С. 315. 13. Белинский В. Г. Герой нашего времени. Соч. М. Лермонтова // Полное собрание сочинений. – М. -Л.: Издательство АН СССР, 1953–1959. – Т. 5. – С. 455. 14. Мартьянов П. К. Дела и люди века. В 3 т. – СПб, 1893–1896. – Т. 2. – С. 93–94. 15. Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Исследования и материалы. Сб. 1. – М.: Госметеоиздат, 1941. – С. 186. 16. Бакинский В. Реализм Лермонтова // Звезда. – 1938. – №9. – С. 187. 17. Белинский В. Г. О стихотворениях М. Лермонтова // Полное собрание сочинений. – М-Л.: Издательство АН СССР, 1953–1959. – Т. 4. – С. 489.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 1. Алексеев М. П. Байрон и русская дипломатия // Литературное наследство. Т. 91. Русско-английские литературные связи. ХVIII век – первая половина XIX века. – М.: Наука, 1982. 2. Алексеев М. П. Байрон и фольклор // Английская литература: Очерки и исследования. – Л.: Наука, 1991. 3. Алексеев М. П., Чарлз Роберт Метьюрин и русская литература // Английская литература: Очерки и исследования. – Л.: Наука, 1991. 4. Андроников И. Л. Образ Лермонтова // Лермонтов М, Ю. Сочинения. – М.: Правда, 1988–1990. – Т. 1. 5. Анненский И. Ф. Юмор Лермонтова // Книги отражений. – М.: На- ука, 1979. 6. Аринштейн Л. М. Реминисценции и автореминисценции в системе лермонтовской поэтики // Лермонтовский сборник /АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом). – Л.: Наука, 1985. 7. Асмус В. Ф. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. Т. 43–44. – М.: Издательство АН СССР, 1941. 8. Баевский В. С. Из разысканий о Пушкине и Лермонтове // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – 1983. – Т. 42. – № 5. 9. Баевский В. С. Сквозь магический кристалл. – М.: Прометей, 1990. 10. Баевский В. С. Когда Батюшков познакомился с поэзией Байрона? // Историко-культурные связи русской и зарубежной культуры: Межвузовский сборник научных трудов. – Смоленск: СГПИ, 1992. 11. Баевский В. С. История русской поэзии: 1730 – 1980 гг. Компендиум. – М.: Интерпракс, 1994. 12. Баевский В. С. Присутствие Байрона в «Евгении Онегине» // Из- вестия Академии наук. Серия литературы и языка, 1996. – Т. 55. – №6. 13. Бакинский В. Реализм Лермонтова // Звезда. – 1938. – №9. 14. Белинский В. Г. Сочинения М. Лермонтова // Полное собрание сочинений. – М-Л.: Издательство АН СССР, 1953–1959. – Т. 4, 5. 15. Белинский В. Г. Герой нашего времени. Соч. М. Лермонтова // Полное собрание сочинений. – М. -Л.: Издательство АН СССР, 1953–1959. – Т. 5. 16. Белинский В. Г. Выдержки из писем и статей // Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текстов, вступ. статья и прим. М. И. Гиллельсона и В. А. Мануйлова. – М.: Художественная литература, 1964. 17. Белинский В. Г. О стихотворениях М. Лермонтова // Полное собрание сочинений. – М-Л.: Издательство АН СССР, 1953–1959. – Т. 4. 18. Быховец Е. Г. Из письма // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подгот. Текстов, вступ. статья и прим. М. И. Гиллельсона и В. А. Мануйлова. – М.: Художественная литература, 1964. 19. Веселовский А. Н. Западное влияние в новой русской литературе. Изд. 3-е. – М., 1906. 20. Веселовский А. Н., Байрон: Биографический очерк. Изд. 2-е. – М., 1914. 21. Воспоминания А. А. Краевского в пересказе П. А. Висковатого // Лермонтов в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текстов, вступ. статья и прим. М. И. Гиллельсона и В. А. Мануйлова. – М.: Художественная литература, 1964. – С. 245. 22. Галахов А. Д. Лермонтов / Русский вестник, 1853. – Т. 16. 23. Генцель Я. Замечания о двух поэмах Лермонтова (Последний сын вольности», «Демон») // Русская литература. – 1967. – № 2. 24. Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Сочинения в девяти томах. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955–1958. – Т. 3. 25. Герцен А. И. Very Dangerous!!! // Письма издалека: Избранные литературно-критические статьи и заметки. – М.: Современник, 1981. 26. Гинзбург Л. Я. О лирике. – Л.: Советский писатель, 1974. 27. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // Лермонтов: Исследования и материалы: [Сборник статей // АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом)]. – М.: Наука, 1979 28. Гроссман Л. П. Русские байронисты // Байрон. 1824–1924. Сборник статей.– М. – Л.: Светоч, 1924. 29. Гроссман Л. П. Лермонтов и культуры востока // Литературное наследство. Т. 43 – 44. – М.: Издательство АН СССР, 1941. 30. Дебрецени П. «Герой нашего времени» и жанр лирической поэмы // Михаил Лермонтов, 1814–1989. [Материалы Норвичского симпозиума, 1989] – СПб.: Максима, 1992. 31. Демурова Н. О переводах Байрона в России // Selections from Byron. – М.: Progress Publishers, 1979. 32. Дубашинский И. А. Поэма Дж. Г. Байрона «Паломничество Чайльд- Гарольда» – Рига: Звайгзне, 1975. 33. Дурылин Н. С. Михаил Юрьевич Лермонтов. – М.: Молодая Гвар- дия, 1944. 146 34. Дьяконова Н. Я. Аналитическое чтение (Английская поэзия ХVIII- XX веков). – Л.: Просвещение, 1967. 35. Дьяконова Н. Я. Из наблюдений над журналом Печорина // Русская литература. – 1969. – № 4. 36. Дьяконова Н. Я. Лирическая поэзия Байрона. – М.: Наука, 1975. 37. Дьяконова Н. Я., Чамеев А. А. Английская предромантическая и романтическая литература в контексте общеевропейской культуры // Английская литература в контексте русской национальной культуры. Тезисы докладов. – Смоленск: СГПИ, 1993. 38. Дьяконова Н. Я., Яковлева Г. В. Кольридж и его литературное современники // Филологические науки. – 1994. – № 5–6. 39. Дьяконова Н. Я. Поэма Байрона «Видение суда» и её итальянские источники // Русская филология. Учёные записки Смоленского государственного педагогического университета. Т. 6. – Смоленск: СГПУ, 2002. 40. Елистратова А. А. Байрон. – M.: Издательство АН СССР, 1956. 41. Елистратова А. А. Наследие английского романтизма и современность. – М.: Издательство АН СССР, 1960. 42. Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Исследования и материа- лы. Сб. 1. – М.: Госметеоиздат, 1941. 43. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин // Пушкин и западные литературы: Избранные труды. – Л.: Наука, 1978. 44. Жирмунский В. М. Стихотворения Гёте и Байрона «Ты знаешь край?.. («Kennst du das Land?..» – «Know Ye the Land?..») Опыт сравнительно-стилистического исследования. // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. 45. Жирмунский В. М. Проблемы сравнительно-исторического изучения литератур // Сравнительное литературоведении. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. 46. Жирмунский В. М. Литературные течения как явление международное // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. 47. Жирмунский В. М. Средневековые литературы как предмет сравнительного литературоведения // Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. – Л.: Наука, 1979. 48. Жирмунсиий В. М. Байрон // Из истории западноевропейских литератур. – Л.: Наука, 1981. 4 9. Жирмунский В. М. Английский предромантизм // Из истории западноевропейских литератур. – Л.: Наука, 1981. 50. Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. – Л.: Наука, 1982. 147 51. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. – Л., Наука, 1977. 52. Зверев А. М. Байрон в поэтическом сознании Лермонтова. // Великий романтик. Байрон и мировая литература: [Сборник статей / Ответственный редактор С. В. Тураев] – М.: Наука, 1991. 53. Иванов Вяч. И. Байронизм, как событие в жизни русского духа // Собрание сочинений в 4-х томах. – Брюссель: Foyer Oriental Chrйtien, 1971–1987. – Т. 4. 54. Иванов И. И. Биографические сведения о Михаиле Юрьевиче Лермонтове // Русская критическая литература о произведениях М. Ю. Лермонтова // Хронологический сборник критико- библиографических статей. Часть первая / Собрал В. Зелинский. – М.: Типография А. Г. Кольчугина, 1897. 55. Казнина О. А. Сессия в ИМЛИ, посвящённая 200-летию со дня рождения Байрона [Москва, апрель 1988] // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – 1988. – Т. 47. – №4. 56. Клименко Е. И. Английская литература первой половины XIX века. – Л.: Издательство ЛГУ, 1971. 57. Ключевский В. О. Грусть (Памяти М. Ю. Лермонтова) // Собрание сочинений. – М.: Издательство социально-экономической литературы, 1959. – Т. 8. 58. Коренева М. Ю. Научная конференция, посвящённая 200-летию со дня рождения Байрона [Ленинград, январь 1988] // Русская литература. – 1988. – № 3. 59. Коровин В. И. Творческий путь М. Ю. Лермонтова. – М.: Просвещение, 1973. 60. Коровин В. И. Лирический голос поколения // М. Ю. Лермонтов в школе. Пособие для учителя. Составитель А. А. Шагалов. – М.: Просвещение, 1976. 61. Коровин В. И. Русская поэзия XIX века. – М.: Знание, 1983. 62. Котляревский М. М. Ю. Лермонтов: Личность поэта и его произведения. Изд. 4-е. – СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1912. 63. Кургинян М. С. Джордж Байрон. – М.: ГИХЛ, 1958. 64. Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе (конец ХVIII – первая треть XIX века) – Л.: Наука, 1960. 65. Лейтон Л. Г. Стихотворения Ивана Козлова «Венецианская ночь» и «Байрон» (к истории русского байронизма) // Русская литература. – 1997. – № 2. 66. Лермонтовская энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. 148 67. Либерман А. Лермонтов и Тютчев // Михаил Лермонтов, 1814– 1989: [Материалы Норвичского симпозиума, 1989] – СПб.: Максима, 1992. 68. Лотман Ю. М. Об одной цитате у Лермонтова // Русская литература. – 1975. – №2. 69. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. – Л.: Просвещение, 1983. 70. Маркович В. М. «Герой нашего времени» и становление реализма в русском романе // Русская литература. – 1967. – № 4. 71. Мартьянов П. К. Дела и люди века. В 3 т. – СПб, 1893–1896. – Т. 2. 72. Меринский А. М. Воспоминание о Лермонтове // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников / Составление, подготовка текста и комментарии М. Гиллельсона и О. Миллер. – М.: Художественная литература, 1989 73. Недосёкина Т. А. Поэма «Последний сын вольности» // Русская речь. – 1974. – №5. |